– Вы неплохо осведомлены, товарищ майор.

– На то и разведка, – парировал замечание лейтенанта Добров. – Опять же курсанты указали вам приметы шпионов… А кого набирать в разведшколу, мы сами разберемся. Пока же, если вы не возражаете, я попросил бы оставить нас на некоторое время. Мне необходимо поговорить с подчиненными.

Селиванов посмотрел на лейтенанта, злорадно подумал: «Что, не удалось повернуть дело на свой лад?»

– Что ж, поговорите, если необходимо, – Мелешкин надел фуражку, вышел из комнаты вместе с конвоиром.

Добров сурово посмотрел на курсантов.

– Садитесь.

Селиванов и Вострецов выполнили приказ.

– Ну и что же вы, гвардейцы, натворили? Поведайте подробнее, как дело было? Кое-что лейтенант Мелешкин прежде мне уже обрисовал, а теперь я хочу послушать, что скажете вы.

Селиванов на правах старшего по возрасту и званию рассказал о произошедшем, стараясь всячески выгородить Вострецова. Добров слушал внимательно, время от времени недовольно покачивал головой. Когда Николай закончил говорить, сказал:

– Глупо курсантам-разведчикам совершать такие просчеты. Почему вы, не имея опыта в следственной и в оперативно-розыскной работе, решили, что сможете справиться с поимкой шпиона лучше милиции или сотрудников НКВД?

Селиванов и Вострецов опустили головы.

– Запомните, каждый должен заниматься своим делом. Это во-первых. Во-вторых, вы могли его упустить по пути следования к месту выполнения задания. В-третьих, он мог успеть подать сигнал немецким самолетам. И в-четвертых, он мог просто вас убить… Хорошо, что следователи обратили внимание на то, что был выстрел и была гильза, но пистолета ни у вас, ни на месте задержания найдено не было. Последствием ваших самовольных и неумелых действий явилось то, что немецкий диверсант и предатель Родины разгуливает по городу, а может, уже далеко от этих мест, и кто знает, сколько он еще может принести вреда! – голос Доброва сорвался на крик. – И все это по вашей вине!

Селиванов поднял лицо.

– Виноваты това…

– Виноваты! Дважды виноваты! – Добров раздраженно ударил кулаком по столу. – Почему сами не пришли и не рассказали мне?! Почему от вас пахло при задержании спиртным?! Почему оказали сопротивление?! Вы знаете, сколько мне пришлось понервничать и выслушать из-за вас?! Вы подвели меня! Подвели всю разведшколу! И вы еще сетуете на то, что вас задержали и избили. А что должны были подумать те, кто вас задержал, когда они увидели выстрел из ракетницы, а затем двух подозрительных типов в военной форме, ночью, в заброшенном дворе? Опять же обнаруженная ими ракетница. Что, я спрашиваю?! – В голосе Доброва появился металл. – За грубое нарушение приказа начальника нашей спецшколы, установленного распорядка, комендантского часа, нарушение воинской дисциплины вы будете лишены наград, разжалованы в рядовые и отчислены в отдельную штрафную роту двадцать восьмой армии сроком на один месяц… – Добров смягчил тон. – Это все, что я могу для вас сделать.

В комнате повисло тяжелое молчание. Добров достал папиросу, закурил.

– А у меня ведь на вас виды были. Тебя, Селиванов, я подумывал старшим группы назначить… Хотя, может, и моя вина есть перед вами. Не надо было вас из госпиталя к себе звать. Служили бы сейчас себе в своей тридцать четвертой гвардейской дивизии…

Николай встал.

– Товарищ батальонный комиссар, Алексей Михайлович, вы не виноваты. Это я…

– Сядь, Селиванов! Теперь уже поздно. Искупите вину, вернете звания и награды, может, и вернетесь в свой полк. Если, конечно, останетесь живыми. Чего я искренне вам желаю. Назад, сами понимаете, я вас вернуть не могу. А пока… Завтра вас отвезут в разведшколу, где в назидание другим курсантам будет зачитан приказ о вашем наказании. Оттуда вас заберет наряд городской комендатуры. – Добров встал, смял в пепельнице недокуренную папиросу, вышел из комнаты. Когда дверь за Добровым захлопнулась, Николай виновато посмотрел на товарища:

– Прости, Гриша.

Вострецов попытался улыбнуться, сморщился от боли, тронул пальцами разбитую губу.

– Пробьемся. Смелого – пуля боится, смелого – штык не берет.

Ноябрь пришел с холодными дождями и морозцами. Селиванов и Вострецов, ежась от порывистого пронизывающего ветра, шли за командиром штрафной роты старшим лейтенантом Ковальчуком. Высокий широкоплечий старший лейтенант то и дело хватался за фуражку, которую проказник-ветер старался с него сорвать.

Пошла уже вторая неделя их пребывания в роли штрафников. За это время они уже свыклись с этим положением, да и какая разница, где воевать. Главное, что им удалось с помощью уговоров остаться в одном взводе. Теперь нужно было искупить вину и вернуть звания, награды и доброе имя. За этот короткий срок они уже проявили себя в скоротечной стычке с немцами, солдатами Туркестанского легиона и кавалеристами калмыков. Батальоны и эскадроны последних появились в Калмыкии недавно и состояли из ненавидевших советскую власть эмигрантов и бывших военнопленных. Это были выходцы из Средней Азии, Калмыкии и Северного Кавказа, перешедшие на службу к немцам. Немецкое руководство пообещало им освобождение от большевиков и создание государств под протекторатом Германии. Легионеры оказались здесь не случайно. Немцы надеялись, что легионеры: калмыки, казахи, узбеки, таджики и выходцы из других азиатских народов – послужат примером для своих земляков и поднимут их на борьбу с Советами. Оставалось только сломить сопротивление Красной армии на подступах к Астрахани и двинуться дальше…

Командир роты приметил умелых бойцов и вызвал их для разговора. Ему стало известно о боевом пути бывших десантников, и поэтому он решил использовать их опыт по назначению.

Ковальчук остановился у сооружения, которое напоминало землянку. Точнее, это была яма, накрытая несколькими плащ-палатками. Ковальчук нагнулся, заглянул под брезент. Там зашевелились. Надтреснутый мужской голос произнес:

– Товарищ старший лейтенант…

Ковальчук остановил:

– Сидите. Афанасьев, принимай пополнение. Ты говорил, что тебе знающие разведчики нужны. Красноармейцы Селиванов и Вострецов поступают в твое распоряжение, так как имеют опыт в разведке. – Ковальчук мотнул головой в сторону «землянки». – Залезайте, хлопцы, знакомьтесь, устраивайтесь. Отдыхайте, пока возможность есть. Скоро у вас работы много будет. Возможно, в ближайшие дни в наступление перейдем.

– И то верно, сколько можно у Хулхуты топтаться, – отозвался голос из-под плащ-палаток. – И вы, бойцы, у входа не топчитесь. Проходите, грейтесь.

Командир роты ушел, Николай и Гришка нырнули под навес. В землянке было тепло. Посередине горел небольшой костер, над которым висел закопченный котелок с водой. У костра сгрудились красноармейцы. Старший из них, дюжий старшина лет сорока, с припорошенными сединой висками, морщинистым лбом, первым протянул руку.