тому, что, если мы не примем его, дорога на небеса будет для нас закрыта. Подтерев слюну, я тихонько спросил сидящего рядом со мной учителя:

— Получается, люди, которые не совершили ни одного греха, попадают на небеса, даже если не верят в бога?

Он осуждающе посмотрел на меня и ответил:

— Все мы грешники.

— Но мои друзья пока совсем маленькие и очень добрые…Что же такого они могли сделать?

Учитель, устав от вопросов незнакомого ребенка, с досадой объяснил, что поскольку Адам, первый человек на Земле, согрешил, то все его потомки тоже грешны от рождения. Это называлось «первородный грех», и в нем повинен каждый человек лишь потому, что явился из чрева матери. Даже в детстве это казалось слегка абсурдным. Я попытался возразить, но учитель знаком показал, что нужно сидеть тихо и слушать проповедь. Пробормотав, что он сам говорил больше меня, я встал со своего места. Я почувствовал, как взгляды всех находившихся там людей устремились на меня. Но, не обращая на них внимания, я вышел из церкви. Потому что пришел туда не за этим.

На улице стояла тишина, ночной зимний воздух был очень холодным. Остатки сна унеслись вместе с прохладным ветром. Где-то шумно веселилась пьяная компания, слышался лай собак. Забил церковный колокол, возвещая о наступлении полуночи. Я остановился. Мое сердце колотилось. Я невольно улыбнулся.

Вот и все. Никакой тайны не было. Колокол замолчал, на улице снова стало тихо. Лай собак постепенно стихал, звук шагов шумной компании отдалялся, но больше ничего не происходило. Время не остановилось, как это случалось в комиксах, небо не заполонили большие летучие мыши, не появился призрак молодой девушки в саване, не было ни оборотней, ни привидений. Так почему же взрослые заставляли нас ложиться спать так рано? Я вдруг рассердился. Полночь оказалась особенной только потому, что была для нас запретной. И все.

Когда я понял, что мир после полуночи точно такой же, то потерял к Рождеству весь интерес. Не было ни привидений, ни врат в четвертое измерение, ни волшебного часа, и, конечно, никакого Деда Мороза тоже не было. Внутри меня зародилось какое-то новое сложное чувство, но тогда я не мог толком его объяснить. Лишь когда я стал намного старше, то смог понять, что тогда почувствовал, будто надо мной посмеялись.

Моя мама спросила, понравилось ли мне в церкви, и я ответил, что не особенно. Выпив горячего какао, я заснул. Когда я проснулся, у изголовья кровати меня ждал рождественский подарок. Я еле устоял перед желанием фыркнуть, но в итоге все же воскликнул:

— Ух ты! Что, правда Дед Мороз приходил?

После этого все пошло наперекосяк. Со следующего года ночной комендантский час отменили, и дурацкий ролик, призывающий детей ложиться спать в девять часов, сняли с эфира. Компьютерную игру «Галага» заменила новая, под названием «Ксевиус». К началу нового семестра по школе, словно лихорадка, распространилась мода на покупку книжных собраний, и если вы принадлежали к среднему классу, то были просто обязаны иметь дома все тома «Библиотеки всемирной литературы» или большой цикл энциклопедий. Моя семья приобрела коллекцию книг о приключениях Шерлока Холмса. Преступления и детективы вытеснили из моего сердца мир магии, авантюр и рождественского волшебства.

Несмотря на то что вокруг все менялось, время от времени я вспоминал о том, что такое первородный грех. Грех, совершаемый самим фактом своего существования. Почему же появиться на свет — это грех? Почему взрослые образованные люди верят в такую чепуху? Я рос, из мальчишки превратился в мужчину, мне было уже за тридцать, но все равно каждой холодной ночью я не мог перестать думать об этом.

Ответ я узнал после поездки в Конго. Единственной причиной, по которой я туда отправился, был бежевый конверт, наполнявший меня отчаянием. Конечно, тогда я не знал, что найду в Конго ответ на вопрос, который мучил меня так долго.

Девушка, чье досье оказалось в конверте, работала не иллюстратором. К счастью, мои ожидания не оправдались. Однако плакать от радости мне тоже не хотелось. Потому что менеджер не лгала: я действительно был лично знаком с новой клиенткой.

Целью оказалась Хён Кён. Что я почувствовал? Сначала на меня накатило облегчение. Думаю, я даже был немного счастлив. Затем на мгновение я словно окаменел. Не знаю, можно ли назвать то, что между нами было, отношениями, но все же я считал, что мы с ней встречались. Мне стало некомфортно. Мы вместе ходили смотреть на горилл в зоопарке. Я у нее многому научился, например разбираться в стиле и брендах, производящих люксовую одежду. На первый взгляд все вещи выглядели одинаково, но на самом деле они были совершенно разными и очень яркими, хоть сначала поверить в это было и сложно. Она открыла мне новый мир символики, аллюзии и метафор. Особых причин помешать ее смерти у меня не нашлось. Секс с ней был достаточно неплох, но не настолько, чтобы теперь я стал рисковать своей жизнью. К тому же я не имел права решать, жить ей или умереть.

Я постарался смотреть на это только с хорошей стороны. В конце концов, Эрин остается жива, я смогу сделать ей предложение. Конечно, мне жаль Хён Кён, но уж лучше я сам спланирую ее смерть, чем она умрет в мучениях из-за кого-то еще. В любом случае не настолько уж и близкие у нас были отношения: вряд ли мы тогда могли называть себя парой.

Я разложил листы досье и воссоздал по ним будни Хён Кён. Я чувствовал себя странно, ведь раньше судил о ее жизни лишь по одному дню в неделе, в который мы обычно виделись. Пока я просматривал бумаги, узнал о ее семье больше, чем за все то время, что мы были вместе.

Они жили очень бедно. Ее отец был безработным и проводил дни в праздном безделье, а младший брат трудился на заводе. Содержала их мать, которая торговала на рынке. Ужасно бедная девчонка с ужасно скучным именем. План выстроился в моей голове, стоило мне лишь взглянуть на досье. Для Хён Кён бренды, вероятно, были своеобразным способом доказать, что она гораздо успешнее, чем на самом деле. Мне вдруг стало интересно, что же такое она разузнала.

Догадаться было несложно. Она работала бухгалтером и, судя по всему, обнаружила что-то странное, проверяя расчеты. Мне стало немного грустно, что причиной ее смерти стала добросовестность. Наверное, из настоящих брендовых вещей у нее были лишь те, что ей подарил я, да еще сумка, которую она раньше всегда носила. Я