Девушка-мулатка наклонилась и слегка соприкоснулась губами с губами подружки.

Я никогда не видел подобной близости между девицами, и это зрелище меня просто ошеломило.

— В этом саду есть дыни — тикити.

Она отвела руку, прикрывавшую «дыню» молодой груди.

— Ты можешь попробовать всю дыню, — она поцеловала грудь, пробежав губами по её округлости, — или же только тамнатунда — клубнику. — Мулатка нежно пробежала языком вокруг сосков другой девушки.

Мой член стал набухать и пульсировать, тогда как сам я стоял неподвижно, зачарованный этим представлением.

Мулатка погладила рукой живот подруги, медленно проведя ладонью вниз, от груди до промежности.

— Этот кустик прикрывает маруфуку бустани — запретный сад. — Она отвела ладонь африканки в сторону и положила на её лобок свою собственную.

— А в этом саду пребывает екунди еупе кипепео. — Эбонитовая девушка медленно развела ноги, выставив напоказ лоно. — Розовая бабочка. — Мулатка коснулась пальцем розовой области.

— А есть ещё тайный гриб — кийога, растущий в этом саду. Если на него нажать, сад увлажняется.

Что именно она проделывала своим пальцем, мне видно не было, но чернокожая девушка ёрзала от удовольствия. Надо полагать, мулатка имела в виду такой же «гриб», какой я обнаружил между ног у жены алькальда.

— В саду есть цветок — уа. У него имеется отверстие в стебельке, так что мёд — асали — можно получить с помощью пчелы. Пчела, ниуки, — это мужчина. Его привлекают нектар цветка и желание попробовать мёд.

Красавица прервала свои объяснения и одарила меня обольстительной улыбкой.

— Тебя привлекает этот цветок?

Напряжение у меня между ног достигло предела, во рту пересохло, и я выразил согласие весьма невнятно, словно рот мой был набит хлопком.

На миг на лице мулатки появилось печальное выражение.

— Но видишь ли, девушка не может позволить пчеле пробовать мёд в любое время, когда той хочется, потому что у пчелы есть жало. Ты знаешь, что происходит, когда пчела жалит женщину?

Я молча покачал головой.

— Женщина беременеет! — И девушки с плеском выскочили из воды.

Я бросился было за ними, но поскользнулся на глинистом дне, а когда, наглотавшись воды, выбрался на сушу, подружки уже исчезли в кустах.

Мокрый и опечаленный, я побрёл обратно, к лагерю путешественников. Женщины по-прежнему оставались для меня загадкой. То есть с позиции попрошайки и вора я понимал их прекрасно, однако отдавал себе отчёт в том, что как мужчина в Книге Желаний ещё не начал читать даже первую главу.

Когда солнце поутру взошло, я не мог устоять перед искушением исследовать окрестности и нырнул в заросли агавы, исчезнув из поля зрения как своих спутников, так и индейцев, охранявших поле от возможных воров.

Агава — это огромное растение с листьями шире моей стопы, превосходящее высотой рост взрослого человека. Моему мальчишескому воображению листья агавы порой представлялись гигантскими венцами ацтекских богов. Некоторые растения, такие как даривший нам жизнь маис, обладали определённой внутренней силой. Агава виделась мне воином растительного мира, причём не только из-за торчавших, как наконечники, копий остроконечных листьев, но и благодаря мощи, особой живительной силе, содержавшейся как в соке, так в стеблях и листве.

Подобно женщине, которая умеет готовить, шить, воспитывать детей и при этом ещё и ублажать мужчину, агава обеспечивает индейцев очень многим: из её волокна делают грубую ткань для одежды, одеял и вьюков, из шипов изготовляют иголки, а высушенными листьями топят очаги и кроют крыши.

И в то же время, как и в женщине, приносящей не только пользу, но и волнующую радость, в агаве сокрыт некий пьянящий дух.

Мягкая сердцевина этого защищённого копьями листьев растения наполнена agua miel, медовой водой. Однако в отличие от пчелиного этот «мёд» не сладок, а, напротив, представляет собой мутную, белёсую, кисловатую на вкус жидкость. Свежий сок агавы больше всего походит на болотную водичку, а перебродив, приобретает вкус кислого козьего молока. Но будьте осторожны! Это молоко возьмёт в плен ваше сознание быстрее, чем испанское вино, отправив вас с улыбкой на лице блуждать в блаженстве.

Медовая вода, которую мы называем пульке, была хорошо известна моим предкам ацтекам. Они называли её октли, напиток богов.

Магуэй — это местное название агавы — растёт медленно, зацветает лишь на одиннадцатый год, и в пору цветения из центра его, словно меч, поднимается высокий стебель. Индейцы, культивирующие это растение, знают, когда должен появиться цветок, и в нужное время вскрывают его, пробравшись среди колючих листьев, и сцеживают свежий сок.

Из каждого растения можно получить соку на дюжину порций пульке в день, причём добыча производится несколько месяцев подряд. Tlachiqueros, добытчики, по нескольку раз в день собирают свежий сок в выдолбленные из тыквы бутыли, после чего переливают его в бурдюки из свиной кожи. Иногда сок высасывают из тыквы через трубочку и выплёвывают в бурдюк, чтобы слюна поспособствовала брожению. В течение нескольких дней жидкость выдерживается в кожаных мехах или деревянных бочках.

Чистый перебродивший пульке называется pulque bianco, белый пульке. Мои предки ацтеки усиливали его крепость с помощью древесной коры под названием куапотль. Есть ещё pulque amarillo, жёлтый напиток, который получается, если добавить жжёного сахара. Поскольку оба упомянутых ингредиента повышают крепость напитка, наш добрый король Филипп запретил добавлять в пульке куапотль и сахар, но индейцы продолжали это делать.

Мои предки почитали пульке, потому что его пил сам Кецалькоатль, Пернатый Змей. Подобно грекам, обожавшим трагедии, ацтеки сочинили легенду о том, что пульке появился в результате трагической любви.

Бог по имени Пернатый Змей влюбился в Майауэль, прекрасную девушку, которая была внучкой одной из звёздных ведьм цицимиме, и убедил её убежать с ним. Они укрылись на земле и слились воедино, превратившись в одно дерево.

Однако цицимиме пустилась в погоню. Бабка прекрасной Майауэль принадлежала к тем страшным демонам женского рода, самым ужасным из обитающих в ночи, которые преобразились в звезды, чтобы иметь возможность с неугасающей злобой наблюдать за лежащим внизу миром людей. Питая злобу против всего живого, они насылали различные напасти — поветрия, засухи и голод, — а порой (именно тогда происходили затмения) даже пытались украсть солнце, вынуждая тем самым ацтеков ради возвращения светила приносить многочисленные человеческие жертвы.

Цицимиме сумела узнать в дереве Майауэль и, оторвав часть растения, скормила внучку другим демонам. То, что осталось от возлюбленной, безутешный Кецалькоатль предал земле, оросив своими слезами, и из праха погибшей красавицы произросло растение магуэй (или агава), из сока которого производят пьянящий напиток, что дарит людям такую же радость, какую Пернатому Змею и прекрасной Майауэль приносила их любовь.