— Мадонна, что случилось? Почему ты плачешь?

— Ы-ы-ы! Сволочь! А-а-а! — только и могла сказать я, тыча пальцем в открытую статью. — Он! Там! А я! Тут! У-у-у!

Мне утерли слезы салфеточкой, вручили открытую коробку с варварской едой и сунулись сами — выяснять, какая сволочь там, а какая тут обидела идеальную (в смысле имеющую форму идеального шара) меня.

— Аравийский! — всхлипнула я и заела горе хрустящим, остреньким, горяченьким куриным крылышком, щедро политым соусом Табаско.

— Мадонна, ты же знаешь, я не настолько хорошо знаю русский. И совершенно не понимаю, причем тут Аравийский! Кстати, вы с Кеем так и не объяснили, зачем его понесло в Россию… хм… погоди-ка, это тот самый Энск, куда Фил повез «Дракулу»? Мадонна! Вы что-то от меня скрываете!

Вот. В этом весь Бонни. Вместо того чтобы утешать меня, он еще и требует объяснений! Впрочем, мне не жалко. Кей сам виноват, что не рассказал Бонни все от и до. Так что рассказала я. И о гнусном интригане дядюшке Перси, и о тайных списках Аненербе, и о том что двоюродная пра-пра-прабабка Кея вышла замуж за графа Преображенского, который жил как раз в городе Энске…

Упс…

Только тут до меня дошло, за каким чертом дядюшку Перси понесло в Энск! То есть если бы я писала роман, то в старой усадьбе непременно был бы закопан клад графини. И призраки, призраки бы водились!.. Да, я знаю, что скрасит мне оставшиеся до родов три недели и что сдвинет с мертвой точки начатый роман!

— Бонни, мы сегодня же летим в Россию! — заявила я и от радости сунула в рот сразу два остреньких крылышка. Последних.

— Милая, не надо так торопиться, — принялся юлить мистер Джеральд. — Вечер на дворе. Скоро Кей приедет. Мы же собирались сегодня сходить поужинать вместе. Давай полетим в Россию завтра!

По его честным-честным глазами сицилийского мафиозо в десятом поколении я сразу поняла весь план. Прямо сейчас — отвлечь меня, потом устроить мне жаркую ночь (при непосредственном участии Кея), а утром, глядишь, я и забуду очередную блажь. Ну уж нет! Я не зря ношу гордое имя Колючки! Раз уж я попала тебе под хвост, Бонни Джеральд, не отвертишься.

— Ага, часов в одиннадцать, когда акула капитализма вспомнит, что рабочий день иногда заканчивается! — капризно возразила я. — Нет уж. Самолет будет готов через час, мы как раз успеем добраться до взлетной полосы. К вечеру будем в Москве, заночуем в моей квартире, а утром — в Энск. Кею… ладно, так уж и быть, позвоню сама. И не вздумай меня отговаривать!

Я грозно свела брови и уперла руку в бок, изображая суровую сицилийскую свекровь, разве что скалки не хватало.

— Мадонна, любовь моя, тебе же скоро рожать! Мы не можем так рисковать…

А вот это Бонни сказал зря. Потому что леди Селина Говард, услыхав слово «рожать», тут же принялась пинаться и всячески намекать, что ей ужасно скучно в темноте и тесноте, давайте, развлекайте ее все.

— Мы. Летим. В Россию. Сейчас же.

— Пресвятая Дева, за что? Роза, любимая, Кей же меня убьет, если я увезу тебя из Лондона накануне родов. Ты же не хочешь, чтобы в гостиной над камином висела моя голова, правда же?

— Не хочешь лететь со мной — можешь оставаться. Керри! Керри! Где мой телефон?

Эта святая женщина явилась через три секунды. С моим телефоном и кружечкой кофе со сливками и корицей. Конечно, наш повар варит кофе не так гениально, как Аравийский, но для сельской местности — сойдет.

— Прошу, миледи.

— Керри, скажи няне, пусть собирает Джейми. Мы летим в Россию.

— Мне отправиться с вами, миледи?

Вот за что обожаю Керри, так это за ее истинно английскую невозмутимость. Что бы семейка Говард не учудила, Керри всегда на нашей стороне. Золото, а не домоправительница! Впрочем, я давно подозреваю, что Кей и ее тоже переманил из разведки, а платит ей больше, чем получает премьер-министр.

— Не стоит. За Джейми присмотрит няня, а за мной — Бонни.

— Я распоряжусь, чтобы приготовили самолет, миледи.

— Спасибо, Керри.

Настоящая английская домоправительница сдержанно кивнула, принимая заслуженную благодарность. А Бонни душераздирающе вздохнул.

— О боже, Мадонна, ты точно хочешь моей смерти.

— Да ладно, Бонни. Не драматизируй. До родов еще три недели, слетаем и вернемся. И признайся же сам, тебе смертельно скучно сидеть тут и косплеить идеального будущего отца. Еще чуть-чуть, и ты начнешь говорить «ко-ко-ко». А там, в Энске, будет последнее представление «Дракулы»… ты же не можешь пропустить такой кипиш.

С каждым моим словом на Бонни снисходило все большее просветление, и картина сушеной головы над камином отодвигалась в синюю даль. Ведь всем известно, что своему «братишке» Кей простит что угодно. А тут всего-то небольшое путешествие!

— Боюсь только, Гольцман совсем изгадил наш спектакль, — задумчиво протянула я. — Наверное, я не права. Тебе не стоит на это смотреть.

— Стоит! Если он… — Бонни грозно раздул ноздри, явно представляя, как будет смотреться над камином голова Миши Гольцмана, посмевшего надругаться над шедевром самого Бонни Джеральда.

— Да нет, — вздохнула я очень тяжело и очень правдоподобно. — И ты расстроишься, и Кей будет ругаться, что мы влезли в его секретные дела.

— Не будет. Мы летим в Россию. Немедленно! Где мой чемодан?!

Да! Сработало! Ура!

— Ты уверен, милый? — похлопав глазками, сделала я контрольный выстрел. — Может все же сходим в Сохо поужинать?

— К черту Сохо! Последнее представление «Дракулы»… Аненербе… Клад… Призраки… Мадонна, любовь моя, ты же напишешь об этом сценарий? Прошу тебя! Умоляю! Это будет бомба! Нет, это будет ураган и цунами, мы возьмем четырнадцать «Тони», а Харальд Принс удавится от зависти!..

Я наконец позволила себе выдохнуть. Мой Бонни, мой сумасшедший сицилийский козел… простите, гений, вернулся! А то я уже боялась, что его подменили на целлулоидного папу из рекламы детского питания.

Что ж. Держись, город Энск, мы идем к тебе!

Моя любовь, моя морковь!

Ария. Из оперы.

Яна

Я ненавижу мою сестру. Нет, не так. Я. Ее. Ненавижу!

Потому что…

Для начала эта зараза проснулась свежей, бодрой и довольной жизнью, несмотря на ночной коньяк. Хуже того. Она радостно что-то напевала, заправляя постель!

Но это еще ничего. Это ладно.

Хуже то, что Нюська за завтраком улыбалась лосю Аравийскому, словно лучшему другу. Вместо того чтобы поддержать родную сестру в ее горе!

Аравийский конечно тоже хорош. Мало того что зараза неправильной ориентации, он опять наготовил полный стол вкусностей. Которые я есть не могла. Только кофе. Много кофе. Бессовестно вкусного кофе. За который я почти готова была ему простить нетрадиционную ориентацию и «лучшего на свете друга Грега». Даже, сказать откровенно, подумывала об идее Нюськи создать с ним не то чтобы семью, но ячейку общества. Ради кофе. О, какой он варит кофе, сволочь!..