Ее внимание в который уже раз привлек Скелет. Огромный белый пес неопределенной породы, как всегда, невозмутимо сидел рядом с хозяином, серьезно глядя ей прямо в глаза, так, как будто умел читать мысли. Скелет, наверное, был из тех собак, в чьих бездонных темных глазах тихо отражаются все печали мира, в котором они живут.

Наконец, когда фары последней полицейской машины исчезли за поворотом, Титч со Скелетом развернулись и зашагали прочь. Скотти и Кэл остались вдвоем во дворе, освещенном теперь лишь строгими белыми фонарями и висячими светильниками на веранде. Однако и такого освещения было достаточно, для того чтобы оценить представший их глазам разгром.

— И никто ничего не видел? — Скотти с трудом узнала собственный голос.

— Нет, но будет проведено расследование. На этот раз все документально зафиксировано.

Скотти обвела взглядом ковер из битого стекла, зло сверкавшего под ногами, как… как ярость в чьих-то глазах. В знакомых настороженных светло-голубых глазах?

Кэл с отвращением смотрел вокруг, качая головой.

— Хороши детки, а? Если б я знал, что они решат нам немедленно отомстить, да еще так нагло, я бы сегодня не уехал.

— Нет, я хочу начать. Правда, мне лучше что-нибудь делать, а не сидеть у себя в комнате и переживать.

— Хорошо. Если ты готова начать, то я тоже.

Скотти и сама не знала, готова она или нет. Она просто не могла спокойно сидеть и наблюдать, как ее новая жизнь разваливается на части.

— Представь себе, чего детки наслушались со вчерашнего дня, Кэл. Бут Кейхилл, наверное, взбесился не па шутку. Да еще весь город говорит о том, что сюда вчера приезжала полиция, и…

— Конечно, Кейхиллы наверняка слышали все обвинения в свой адрес. — Кэл говорил отрывисто и твердо. — Скотти, если люди ведут себя неподобающим образом, о них будут говорить и говорить. Так всегда было.

Скотти не хотелось сейчас спорить с Кэлом. Их разногласия слишком очевидны, а она слишком измотана. Когда она заговорила, голос ее звучал устало:

— Придется отменить день открытых дверей. Какие уж тут открытые двери, когда такой разгром… Да и незачем всем демонстрировать, что с нами враждуют ближайшие соседи.

— Ничего мы отменять не будем.

— Но, Кэл…

Скотти медленно обвела глазами двор. Уродливые красные шрамы тянулись по всем стенам, разрезая надвое оконные стекла и зеленые наличники, деревянную обшивку и рамы. К счастью, старые серые камни, из которых был построен дом, практически не пострадали.

— Мы же не успеем все заново покрасить за две недели!

— Я уже все осмотрел. То, что ты видишь, — самое худшее.

— Как раз здесь мы и собирались проводить прием!

— Хорошо, что все было покрашено в прошлом году. Я думаю, в основном надо будет только чуть-чуть подмазать. Завтра утром позвоним Ширли Стейнмен. Если она сможет обеспечить какую-нибудь помощь, мы все сделаем.

— Знаешь что, — сказала Скотти, все еще не узнавая своего голоса, — я могу сейчас вытащить большой пылесос, которым чистят двор, и попробовать собрать стекла хотя бы с дороги. Мы не можем выпустить собак, пока не уберем стекло. Про людей и про машины я уже не говорю…

Видя, как вспыхнули глаза Кэла, Скотти поняла, что он оценил ее первый робкий шаг оправиться от потрясения и начать действовать. Она даже думала, что он мог бы подбодрить ее улыбкой или обнять за плечи — само собой, если бы в их отношениях присутствовала прежняя легкость. Но той легкости больше не было, и Кэл стоял, засунув пальцы в карманы своих узких джинсов.

— Сегодня уже слишком поздно что-либо начинать, Скотти.

— Нет, я хочу начать. Правда, мне лучше что-нибудь делать, а не сидеть у себя в комнате и переживать.

— Хорошо. Если ты готова начать, то я тоже.

Скотти и сама не знала, готова она или нет. Она просто не могла спокойно сидеть и наблюдать, как ее новая жизнь разваливается по частям.

Освещенная скупыми лучами заходящего солнца, Скотти стояла на веранде, провожая Кэла и Рино, которые собирались ехать в город.

— Может, все-таки поедешь с нами? — спросил Кэл, останавливаясь па ступеньках и гладя Иггза.

— Нет. Я сегодня жутко устала. А вы поезжайте. Знаешь, люди имеют право пойти на бейсбол, после того как они всю неделю красили стены.

— Ну иди же, — ласково уговаривал Кэл песика. — Иди к Скотти. На веранду, наверх, Иггз.

— Я смотрю, он тебя слушается, — сказала Скотти с насмешливой улыбкой.

— Ну конечно. Командный тон, понимаешь. Хорошо, что мы не дрессировкой занимаемся.

— Он просто обиделся, что ты запер всех его друзей.

— В смысле, его стаю. Которой он верховодит. Кстати, давно хотел тебя спросить, почему его так назвали — Иггз? Может, если б ты еще немножко подумала, получилось бы что-нибудь получше?

— Я не виновата. Его так назвали до меня. Я даже не знаю, что означает его кличка.

— Да, кому-то явно не мешало бы поучиться придумывать собакам хорошие клички.

Скотти тихо рассмеялась, отчаянно желая, чтобы непринужденность, с которой они, как прежде, перебрасывались шутками, была искренней.

— Ну иди. Рино ждет. Знаю, знаю, стекла. Может, они, и правда, где остались… Да не волнуйся ты, я уж как-нибудь заманю Иггза в дом.

Кэл кивнул и, повернувшись, пошел к машине. Скотти знала, что его беспокоят не только стекла, которые все еще попадались в траве. После того что случилось в прошлые выходные, ему не нравилось оставлять ее одну в доме. Всю прошедшую педелю и он, и она трудились не покладая рук и сегодня каждый имел право немного отдохнуть. Скотти хотелось остаться дома одной и в тишине поваляться в свое удовольствие па диване; Кэл же лучше всего отдыхал, глядя на игру любимой команды «Кардиналз».

Наблюдая, как он садится в машину Рино, Скотти про себя отметила, что Кэл стал выглядеть настоящим ковбоем. Он отпустил волосы, стал носить ковбойские рубашки, а на выход еще и надевал черную-пречерную фетровую шляпу с широкими полями. Он даже купил себе пару роскошных высоких ботинок ручной работы на шнуровке. Ботинки-«вестерн», жутко дорогие.

Вообще, что бы он ни надевал, на нем все выглядело прекрасно, и Скотти не могла не обращать на него внимания, хотя и очень старалась.

Чтобы отвлечься от мыслей о Кэле, она стала наблюдать за Иггзом, который с отъездом Кэла сник, как будто из него выпустили воздух, и вяло засеменил к каменным ступенькам конторы, Нагретый солнцем камень долго хранил тепло по вечерам, и песик буквально рухнул на ступеньку, явно слегка преувеличивая свою усталость и тоску.

Скотти молча улыбалась, обводя взглядом результаты их титанических усилий.

Стены покрасили, стекла отмыли. В подвесные корзины, которые хулиганы сбросили на землю, посадили аспарагус.