— Может, путника позвать? — предложил голова, когда шум немного улегся.

— Окстись, грешник! — напустился на него молец. — Звали вы уже видуна — и что из этого вышло? Вконец Хольгиного покровительства лишились!

— Так то ж пять лет назад было!

— Что есть годы для бессмертной Богини?! Она, видать, покамест более тяжкими грехами занималась, но ничего не забыла!

Кузнец и лавочник неожиданно встали на его сторону.

— Путник пока еще сюда доедет… И кто звать-то пойдет, через лес?

Голова вообще-то рассчитывал кого-нибудь из них и послать. Но по лицам понял — безнадежно. Ближайшая Пристань в городе, а до него пятнадцать лучин коровьего бегу. Всякое может случиться… Кто ее, эту такку, знает — вдруг она в такую сумрачную мокрядь и среди дня вылезет?

— На неделе сборщик налогов должен приехать, — вспомнил Сурок, угрюмо покосившись на Жара. Тот старался держаться от хозяина подальше, что было непросто — с другой стороны его подпирали такие же недружелюбные Тинкины братья. — При нем обычно путник в охране, уговорить задержаться на ночевку…

— Не о том думаете, глупцы! — продолжал возмущаться молец. — Надо не умножать грехи, а прощения у Богини просить, ибо только Она нас от такки избавить и может! Умастите статую конопляным елеем, пожертвуйте на новый постамент, а то старый еще с крышепадения треснутый…

— О! — оживился дедок. — Мне отец рассказывал, как они в его бытность такку от вески отваживали. Три раза она при нем вылезала…

— Ну?! — уставились на него пять десятков глаз. — Как?

— Да вот как молец сказал — жертву приносили…

Возликовать молец не успел, ибо дедок нахмурился и зловеще добавил:

— Человеческую! Заводили ее поглубже в чащу, привязывали к дереву и велели кричать погромче, чтоб чудище скорей услышало. Ох она и старалась!

Весчане опешили, запереглядывались.

— Что ты мелешь, старый дурень?! — взвился молец. — Лесной твари живых людей отдавать, лишь бы Богине на достойный алтарь не тратиться?!

— А мы все опробуем, — решительно остановил спор голова. — Хольгиному статую — новую подставку, а такке жертву. Авось что-нибудь да поможет.

— Уравнять Богиню с алчным зверем?! — попытался воспротивиться молец, но его перебил лавочник, озабоченный более насущным вопросом:

— А жертвовать-то кем будем?

Баба Шула, на которую случайно упал его взгляд, свирепо взмахнула клюкой:

— Окстись, душегуб! Да я твою мамку на руках качала!

— Да, такая древность такку вряд ли устроит, — задумчиво подтвердил дедок. — Батяня рассказывал — девиц жертвовали. Или парней молодых, чтоб в самом соку.

— А как их выбирали? — боязливо уточнил сын головы, на всякий случай прижимаясь ближе к отцу.

— По-всякому. Один раз девку гулящую, вредную. В другой — жребий тянули. А на третий решили: кто такку разбудил, тому ее и убаюкивать. Было дело — пастухи костер залить поленились, и пол-леса выгорело… Вот она и озлилась.

Жар внезапно обнаружил, что все взгляды почему-то обращены уже на него. Аж кожа зачесалась. Заночевавшие в веске батраки растрепали лавочнику, чем окончились вчерашние смотрины, а тот на сдачу отсыпал этой новости покупателям.

— Эй, я — то тут при чем? — испуганно попятился парень (точнее, попытался — весчане предупредительно сомкнули ряды). — Это небось Маськин жених такку разбудил, когда орал в овраге как резаный! Вот с него и спрашивайте!

— Если будет кому отвечать, — мрачно предположил Цыка. — Они ж в самую темень выехали…

Толпа сжалась еще плотнее — теперь уже от страха. Жар почувствовал, что кто-то крепко ухватил его за локоть. Парень дернулся, но в него тут же вцепились с другой стороны.

— А еще он нашу сеструху снасильничать пытался! — прогудел за спиной знакомый до боли в синяке голос.

— Всего-то разок потискал за амбаром! — возмутился Жар. — Даже поцеловать не дала!

— И с девкой малолетней спит, которая видунья саврянская, — неумолимо добавил другой весковый парень. — Мне ихние батраки рассказывали. Лапаются с ней в открытую, с одной кружки пьют.

Цыка виновато поморщился, но промолчал.

— Нет, с Рыской они так, шалят, — вступился более честный дедок, но его тихий смущенный голос только убедил весчан в обратном.

— Вы чего, совсем рехнулись?! — Жару стало по-настоящему страшно. Он затрепыхался в паутине рук, сумел даже пнуть кого-то в пах, но тут его самого согнули тычком в подреберье.

— Тащи веревку, сынок, — уверенно, как дело решенное, велел голова. — Как раз и дождик перестал.

* * *

Когда Сурок с батраками вернулись на хутор, немного распогодилось. Солнце по-прежнему сидело в тучах, как перепел в кустарнике, но хотя бы не так серо стало и трава подсохла. Мужики тем не менее были мрачны и угрюмы. Цыка придерживал порванную на груди рубашку (в последний момент жертве почти удалось вырваться), Сурок, ссутулившись, грел руки в карманах.

Их встретила Рыска, все утро не отрывавшая взгляда от окна и каждую свободную минуту бегавшая к воротам.

— А где Жар?

Цыка отвел глаза и попытался обойти Рыску, но, когда беда коснулась ее друга, робкую девушку словно подменили. Она вцепилась в батрака, будто сторожевая собака, и срывающимся от гнева и отчаяния голосом заорала:

— Куда вы его дели?!

— Куда, куда… — буркнул Сурок, проходя мимо. — Раскудахталась тут.

— Что вы с ним сделали?! — Рыска перевесилась на него. Хуторчанин споткнулся, чуть не упал.

— Ты что, девка, сдурела? — рявкнул он, пытаясь отодрать племянницу. — Скажи спасибо, что тебя такке не скормили. Уж тогда бы молец впереди всех в лес побежал!

— Как — такке?! — охнула девушка. Ей объяснять ничего не понадобилось, она прекрасно помнила дедовы байки. Даже сказку по ним сочинила, только такка там была добрая и, сжалившись, отпустила жертву вместе с пришедшим ей на выручку женихом.

Но в жизни рассчитывать на это вряд ли стоило.

— Так нельзя! Верните его немедленно! — надрывно потребовала Рыска и впервые в жизни с угрозой заявила: — Не то напущу бездорожье на весь твой хутор, будешь знать!

— Ах ты дрянь эдакая! — больше изумился, чем рассердился Сурок. — Еще она меня пугать будет! Что ж ты вчера счастливую дорогу проложить не сумела, а? Дару с наперсток, а гонору с горшок! Эй, Цыка, проводи госпожу видунью в подвал, пускай чуток охолонет!

Орущую, извивающуюся, царапающуюся и кусающуюся, как кошка, девушку протащили через двор и заперли в подвале под амбаром — там и дверь прочнее, и только прошлогодние овощи хранятся. А то один раз уже промахнулись, когда Жара вздумали наказать. Так он, не будь дурак, за ночь кольцо колбасы сожрал. И как только достал, из-под самого потолка!