Правда, придворное поведение далеко не во всем соответствует общепринятым психическим нормам, но нельзя же низводить его до абсурда. Попирать мораль — еще куда ни шло, но не здравый смысл…

Впрочем, кто и когда очертил его границы?

Я снова вспомнил свидетельства хронистов об атмосфере, царившей при Франциске I, который превратил свой двор в гарем, подобающий скорее турецкому султану, чем христианнейшему королю Франции.

Разница, впрочем, была, и довольно существенная: обитательницы гарема пребывали там не по своей воле, а вот знатные и в большинстве своем замужние дамы, населявшие многочисленные помещения Лувра, куда король мог войти в любое время суток, жили там совершенно добровольно. И совершенно добровольно отдавались как своему похотливому властителю, так и (по его приказу) любому из королевских приближенных, отнюдь не терзаясь осознанием греха прелюбодеяния.

Правда, придворные должны были соответствовать требованиям и более высокого порядка, как отмечал в то время граф де Кастильоне в своем сочинении «Придворный».

Конечно, изложенные там требования скорее напоминают мечты об идеале, но, тем не менее, они дают представление об основных свойствах человека, посвятившего себя придворной службе.

Как указано в сочинении графа де Кастильоне, придворный непременно должен быть любезным и предупредительным, должен всячески «избегать сплетен, злоязычия и лжи». Увы, такое требование по отношению к придворному можно сравнить разве что с попыткой приучить волка питаться не ягнятами, а луговой зеленью…

Манеры придворного, по мнению графа, должны быть естественными и непринужденными. Он должен владеть несколькими языками, уметь играть в карты (при этом не придавая значения денежным проигрышам), петь, танцевать, играть на различных музыкальных инструментах и хорошо владеть оружием. Уровень его неиссякаемой вежливости должен возрастать в прямой зависимости от степени знатности собеседника, а перед лицом короля придворный обязан являть собою покорного слугу, почитающего за великое счастье услужить своему господину…

A в это время Людовик XIV уже принимал иностранных послов.

Дипломатический этикет в то время отличался особой пышностью предусмотренных им ритуалов и особой строгостью соблюдения порядка их исполнения.

Если придворный во всех вероятных ситуациях представлял лишь себя и свои интересы, то дипломат представлял целую страну, и от малейших нюансов его поведения зависело решение множества важнейших проблем международных отношений, вплоть до выбора между миром и войной.

Каждая из сторон в ходе дипломатического общения всячески стремилась к наиболее эффектной демонстрации богатства, могущества и превосходства той страны, которую она представляла, и потребовалось немало изворотливости в сочетании с тонким знанием психологии, чтобы разработать тот регламент международных отношений при дворе Людовика XIV, который надежно обеспечивал неизменный успех его внешней политики.

Задачи подобного рода бывают сильно осложнены тем, что в процессе дипломатического общения участвуют представители не только разных стран, но и разных, по сути своей, цивилизаций, разных религий, носители оригинальных особенностей национального менталитета, обычаев, да и зачастую амбивалентных по своему характеру мировосприятий.

Характерный пример такой амбивалентности приводят Анн и Серж Голон в романе «Анжелика и король», когда посол Персии категорически отказывается ехать на встречу с королем Франции в карете, сопровождаемой почетным караулом, как это было предусмотрено протоколом подобных встреч.

Посол также был возмущен требованием французского этикета стоять перед королем с непокрытой головой, потому что на его родине принято было, что в самые торжественные минуты своей жизни человек должен быть в головном уборе, как в мечети, где он предстает перед лицом Аллаха. А кроме всего прочего, посол никак не представлял себе встречу с властелином такой могущественной страны, как Франция, в зале, пол которого не будет усыпан лепестками роз.

Людовик, не желая срывать столь важные переговоры, отдал необходимые указания, и когда персидское посольство наконец-то пожаловало в Версаль, вдоль террас были выставлены тысячи горшочков с оранжерейными цветами, пол в зале для приемов был густо усыпан лепестками роз, а все придворные держались так, чтобы представитель одного из самых могущественных владык Востока ни в чем не узрел попытки уронить его столь ранимое достоинство…

Дипломатический этикет при дворе Людовика XIV предусматривал строгое распределение мест для посланников во время различных церемоний, что означало определение степени значимости каждой из представляемых ими стран. Посланник того или иного государства, удостоенный лучшего, по мнению его коллег, места, считался привилегированным, что влекло за собой далеко идущие выводы, которые могли привести даже к международным конфликтам.

Большой и весьма нежелательный резонанс могла вызвать ситуация, при которой на королевской прогулке карета одного посланника обгоняла карету другого посланника, что, разумеется, при желании могло быть расценено как акт нанесения урона чести и достоинству его страны… Нарастающий гул множества голосов резко сменился тишиной, которую нарушают лишь негромкие радостные вскрики, доносившиеся из сада.

Там происходила сцена, описанная в романе «Анжелика и король» достаточно реалистично, как я имел возможность убедиться: «Король вернулся из часовни и прошел в сад. Ему доложили, что больные золотухой услышали о его пребывании здесь и собрались за воротами в надежде на исцеление с помощью королевского прикосновения. Король никогда не отказывал в этой милости. Просителей было немного, и церемония быстро закончилась».

Король в сопровождении толпы придворных направился в сторону пиршественного зала.

А главный дворецкий приблизился к двери, ведущей в помещение, где располагались лейб-гвардейцы, и ударил в нее своим жезлом, при этом громко проговорив:

— Господа! Сервировку для короля!

Каждый из офицеров брал ту часть сервировки, за которую он нес личную ответственность, и занимал строго определенное место в колонне, которая направлялась в столовую, сопровождаемая эскортом рядовых гвардейцев.

Возглавлял колонну мажордом со скатертью в протянутых руках.

Предметы сервировки складывались на сервировочный стол, а лейб-гвардейцы получали возможность отдохнуть от забот, пока специальная команда сервировала стол.

Главный дворецкий, убедившись в том, что стол должным образом подготовлен для приема пищи «королем-солнце», подавал следующую команду:

— Господа! Жаркое для короля!

Лейб — гвардейцы выстраивались перед входом в буфетную.

Группа вельмож входила внутрь и тщательно осматривала каждое из блюд королевского обеда.

Гофмейстер окунал в соус два ломтика хлеба, после чего один из ломтиков он съедал сам, а другой отдавал на пробу стольнику. Каждое блюдо королевского обеда подлежало дегустации. Если вкус и аромат блюд не вызывал никаких сомнений, принималось решение отправить их на королевский стол.