– Что ты такое говоришь?

– А что? Разве не так?

– Это я устроила так, что ты провалила все собеседования, на которые ходила?

– Ты хотела, чтобы я их провалила. И провалила их, чтобы доставить тебе удовольствие.

– Выучила на свою голову.

– Бабушка, пропусти меня.

Бабушка подошла к двери и заперла ее на ключ. Потом она подошла к полочке под зеркалом, на котором лежали запасные ключи, и забрала их.

Ася редко брала с собой ключи от квартиры. Зачем? Бабушка всегда была дома. Хотя она много раз говорила – мол, а вдруг со мной случится инфаркт или инсульт, как ты попадешь в квартиру?

Забрав ключи, бабушка ушла в свою комнату, хлопнув дверью.

Ася осталась стоять в коридоре с паспортом и красной сумкой в руках.

Дверь была заперта на ключ, и ее нельзя было открыть изнутри.

Что делать? Убеждать бабушку бесполезно – она уперлась намертво.

Не лететь в Красноярск и потерять работу? Тоже не вариант. Не говоря уже о том, что у нее в руках чужой ноутбук. Люди его ждут.

Но что ей делать? Позвонить в милицию и сказать, что сумасшедшая бабушка захватила ее в заложники и удерживает под замком насильно?

И что тогда сделают с бабушкой? Упекут в психушку? Этого Ася не хотела.

Ася положила паспорт в сумку и вошла в свою комнату. Поставила сумку на пол и стала ходить взад и вперед.

Так. Нужно рассуждать логически. Ей нужно найти выход из запертой квартиры. Какие тут есть варианты?

Например, каким-то образом заставить бабушку отдать ей ключ. Нет. Не пройдет этот номер. Ася чувствовала, что, сказав о том, что бабушка считает ее своей куклой, она попала в какую-то болевую точку. Она угадала. Так оно и было. Бабушка не хотела, чтобы Ася уходила от нее. Хотела, чтобы сохранилась ее зависимость от нее. А если так – то она будет держаться до последнего.

Второй вариант – вызвать помощь извне. Не обязательно милицию. Можно позвонить в МЧС и сказать, что заклинило замок. Они приедут, взломают замок, и она сбежит. Бабушка не будет устраивать сцену при других людях. Нет, точно не будет.

Но и никогда ей этого не простит.

Значит, нужно искать способ – как выбраться из квартиры самостоятельно. Взломав замок, например.

Или… Ася вдруг повернулась к балконной двери. Она вышла на балкон и посмотрела вниз.

Восьмой этаж. Сюда даже деревья не дотягиваются. Вершина ближайшей березы была внизу – метрах в четырех, на уровне седьмого этажа. Если прыгнуть вниз, можно зацепиться за ветку и потом осторожно спуститься вниз.

Ася зажмурилась и представила, как она падает вниз, с треском ломая ветки и свои руки и ноги – об эти ветки. И, наконец, падает на землю, в одно мгновение превратившись в отбивную, нашпигованную осколками костей.

Нет. Не годится. Ася посмотрела на часы.

До вылета оставалось чуть больше семи часов. А нужно еще добраться до аэропорта и купить билет.

Ася решительно закинула сумку за спину, оперлась на стену и встала на балконные перила.

– Асенька, что ты делаешь?

Ася обернулась и увидела белое от ужаса лицо бабушки. Она стояла в дверях и протягивала к ней руки.

Ася сделала полшага влево и почувствовала, что нога проваливается в пустоту. Сумка с ноутбуком съехала в сторону и потянула ее за собой.

Ася попыталась схватиться за стену, ее пальцы, ломая ногти, проехали по кирпичной кладке.

Потом Ася упала.

Проводив Эрнеста, Нина занялась приготовлением ужина. Она никогда не любила ни готовку, ни уборку, ни стирку. Но, став женой, она со страстью отдалась изучению этой новой для себя сферы человеческой деятельности.

Читала рецепты в Интернете, ходила на рынок, выбирая продукты, и часами сидела на кухне. Получаться у нее стало не сразу. Бывали дни, когда приготовленное блюдо отправлялось в мусоропровод. Главное каждый раз было – успеть до возвращения Эрнеста.

Нужно было сделать так, чтобы все это происходило не на глазах Эрнеста. Чтобы он не видел, как она занимается домашней работой. Он терпеть этого не мог. Видеть, как она занимается домашней работой.

Эрнест был аккуратистом, и это значило, что он любит хорошо выглядеть и хорошо одеваться. Вся его аккуратность заканчивалась, как только он переступал порог дома. Нина быстро поняла, что, если она не соберет по всему дому носки и трусы мужа, они так и будут валяться где попало.

Эрнест любил вкусно поесть, но он понятия не имел, откуда еда берется. Он просто входил на кухню и начинал доставать из холодильника все, что находил.

Это же касалось уборки. Эрнест не видел разницы между квартирой до уборки и после. Хотя разница была очевидна. И на этом основании он отказывался принимать в уборке участие.

– Как ты ухитрялся жить один? – удивлялась Нина. – Наверное, зарастал грязью по самые уши.

Эрнест пожимал плечами, давая понять, что все эти инсинуации не имеют к нему никакого отношения, он выше этого.

Нина считала, что совместная жизнь предполагает совместное домашнее хозяйство. Она часто представляла это в своих мечтах. Непонятно, откуда в ее голове взялся этот образ, но это был главный образ семейной жизни. Она и ее будущий муж делают уборку в доме. Муж берет из шкафа какую-то хрустальную вещь – может быть, посуду или статуэтку, подает ее Нине, Нина аккуратно протирает ее светло-голубой тряпочкой и возвращает мужу. Муж бережно, двумя руками, принимает эту вещь из ее рук и ставит обратно на полку.

Когда она рассказала об этой своей мечте Эрнесту, он возмущенно фыркнул.

– Торжество буржуазности. Я никогда в жизни не приму участия в подобной сцене.

Много позже Нина поняла, что это и была настоящая метафора семейной жизни. Женщина рисует себе картинку светлого будущего, а мужчина разбивает ее вдребезги.

И так было со всем. И с домашним хозяйством. И с сексом. И с откровенными разговорами по душам. И с возможностью получить от мужа поддержку по любому вопросу. Все было не то и не так, как она себе представляла. Эрнест, который казался ей умным, внимательным, любящим, оказался капризным, злобным и эгоистичным типом. Каждая секунда рядом с ним выматывала Нину. А уйти она не могла, так как полностью зависела от него. И финансово, и морально, и психологически.

Он не упускал возможности напомнить ей о том, что именно он вытащил ее из психушки в Волоковце. Он делал это так часто, что Нина сама начала в это верить. Как будто не было ее побега. Как будто не было ее плена и пыток в деревянном доме на берегу реки. Как будто не было тяжести камня в ее руке и хруста черепа в тот момент, когда опустила камень на голову Бориса.

Эрнест знал о ней не все. Были темные уголки в ее душе, куда она его не пускала.