– А чем кормите?

– Да все ест. – Коля неожиданно погрустнел. – Конечно, маловато у нас всего… Но родители сказали: сами недоедим, а Абрека накормим!

– Хорошие у тебя родители, – умильно прищурился Макс. – Мне бы таких. А уж Абрек… Сразу видно – славный и умный пес!

– Да, он именно такой и есть – славный и умный. – Наклонившись, парнишка обнял овчарку за шею. – У-у-у, Абречище…

– Слышь… Вы с Абреком мне не поможете? – быстро поинтересовался узник.

– Мы? – Мальчик удивленно округлил глаза. – А как?

– Резонный вопрос, – усмехнулся Максим. – Вот консервы… лови, Коля!

Он тут же и кинул банку, мальчишка, конечно же, не поймал, банка покатилась по асфальту, пока Абрек с лаем не прижал ее лапой – вот уж действительно умный пес.

– Ого, паштет! – удивился парнишка. – Это вы что… в самом деле нам?

– Вам, вам, берите!

– Но… вы просили помочь? А мы даже не знаем, сможем ли.

– Что ж, не сможете так не сможете, а паштет, Коля, берите. Больно уж мне твой Абрек понравился… Ах красавец какой!

Мальчик улыбнулся, сдвинув на затылок шапку, и задорно спросил:

– Вы скажите хоть, что делать-то? Мы ведь не можем вот так просто взять…

– А ничего такого вам делать-то не придется. Я, видишь ли, дверь захлопнул… А ключа-то нет! У жены ключ, а она только через три дня явится…

– А, вот оно что! Я один раз тоже так закрылся, так папа…

– Короче, Колька, друг, выручай. Нужен какой-нибудь ломик или монтировка что ли… Даже молоток подойдет. Во-он, в какой-нибудь старой машине посмотри… – Максим показал рукой на ржавеющие во дворе легковушки – неужели хоть в какой-нибудь да не найдется монтировки?

– А, в машинах? – Коля понятливо кивнул и рассмеялся. – Ну, там-то мы поглядим. Пошли, Абрек!

Пес весело залаял, забил хвостом, видать, воспринимая все происходящее как увлекательную игру. Вот они подошли к серому «жигуленку»… мальчишка открыл багажник, заглянул…

Не тратя времени даром, Тихомиров сорвал с карниза занавески, разорвал, связав полосы меж собой… человека вряд ли выдержат, а вот ломик – запросто.

А под окном уже кричали:

– Нашли, дяденька! Нашли!

Донесся собачий лай, Максим выглянул, выпростал в окошко «веревку», к концу которой парнишка привязал увесистую монтировку…

– Там еще кувалда есть, надо?

– Давай! Как же мне без кувалды-то?

Через десять минут с узилищем было покончено! Зловредная поперечина со звоном отвалилась, прутья решетки поддались, выгнулись, как раз пролезть…

– Дяденька, а вам решетку-то не жалко?

– Да я, Коля, все равно новую собирался поставить… Оп…

Прыгать, конечно, было высоковато, но не по занавеске же лезть – тогда уж точно сорвешься… Да и третий этаж – не девятый!

Ухватившись за решетку, Максим улыбнулся и ловко спрыгнул на клумбу.

Рядом тотчас же запрыгал, залаял Абрек, а юный хозяин пса захлопал в ладоши:

– Здорово у вас получилось! Прямо как в цирке.

– Так я и есть циркач! – задорно подмигнул молодой человек и, с чувством пожав своему освободителю руку, принялся прощаться: – Ну, спасибо тебе, Коля, и тебе, Абрек. Пойду… пора мне.

– И вам спасибо…

Когда Тихомиров, дойдя до угла, обернулся, мальчик все еще махал ему рукой, а Абрек крутился рядом и радостно лаял.

Счастливо освободившийся узник спешил со всех ног, и все же на стрелку он опоздал. А когда явился, все уже было кончено. Взорванный, сошедший с рельс паровоз (все та же элвэшка) валялся на боку, антрацитово-черный, словно мертвый, случайно выпавший из коллекции жук. Рядом с локомотивом и на станционной платформе в лужах бурой крови лежали убитые, почти вся – да, наверное, вся – корпорация «Лигово». Раненых не было – их добили аккуратными выстрелами в головы. Вот и у Егора во лбу тоже зияла дырка – аккуратненькая такая, с ровными черными краями… а затылка не было, разлетелся.

– Да-а-а… – Переживая увиденное, Тихомиров опустился на корточки и какое-то время сидел, думал: как же теперь жить?

Над заваленной мертвыми телами платформой, над опрокинутым паровозом, над вагонами вилось да каркало воронье. Слетелись. Что поделать, чья-то гибель почти всегда для кого-то праздник, нетрудно и здесь было догадаться – для кого. Не только для воронов…

А тени прошлого так тихо пролетают

Под вальс томительный, что вьюга им поет.

Шарль Бодлер.

Старый колокол

Дня три, никуда не вылезая, Тихомиров жил в Дачном, в избушке покойного машиниста. Топил печь, варил выращенную несчастным стариком картошку и прочие овощи, думал. Хоть и противно поначалу было, но на второй день Макс все же произвел инвентаризацию нежданно-негаданно доставшегося ему «наследства». В сарае имелись дровишки, а вот подвал на первый взгляд казался пустым, и стоило немалых трудов обнаружить в нем искусно сделанный схрон с той же самой картошкой, тушенкой и прочими съестными припасами, коих при экономном использовании должно было хватить… ну, если и не до весны, то на пару месяцев – точно.

Это радовало. Благодаря запасливому деду Максим теперь имел полную возможность заняться делом… Тем самым, к которому подтолкнул его погибший на стрелке бригадир литовских. Евсей! Макар Кузьмич Евсеев – вот кто сейчас явно благоденствовал, причем совершенно открыто и никого не стесняясь, словно и в самом деле находился под покровительством неких высших сил… да ведь, судя по всему, и находился, а что это были за силы, Тихомирову предстояло выяснить. А уж там, дальше, наверняка потянулась бы ниточка ко всему происходящему, к туману этому чертову, к кокону…

И, может быть, удалось бы что-нибудь выяснить о пропавшем самолете… об Олесе, в конце концов. По крайней мере, молодой человек на это надеялся.

Кроме продуктов, в избушке Михал Михалыча изо всех полезных вещей нашелся еще и бинокль, чему Максим, естественно, очень сильно обрадовался и, не откладывая дела в долгий ящик, уже на следующий день с утра отправился на Ленинский следить за домом Евсея.

Выпал уже первый снежок, и многие попадавшиеся навстречу жители тащили за собой санки – кто-то вез на них воду в канистрах и ведрах, кто-то – дрова, а кто – маленьких детей. Лица у большинства прохожих были озабоченные, хмурые – еще бы, ведь многие еще в прошлом году надеялись, что накрывший весь город кокон исчезнет как-нибудь сам собой к лету… ну, к осени. Дожить бы до только лета, перезимовать, а там…

А там никакого улучшения не наступило! Хуже только стало – и с продуктами, и с дровами, и со всем прочим, а самое главное, уже почти полностью исчезла надежда на лучшее. Даже дети постепенно превращались в маленьких неулыбчивых старичков, а беспризорники, словно молодые псы, сбивались в опаснейшие стаи.