недовольно поджимала губы и цокала на всю гостиную. Аля же полночи грела Агату то в горячей ванне, то над картошкой и отпаивала клюквенным морсом. Порошки от гриппа она принципиально не признавала и называла их происками лукавого, хотя и являлась законченной атеисткой.

На учёбу Агата вышла только двенадцатого мая. Данил звонил ей ежедневно. Утром и вечером. Точнее, перед сном и сразу после сна. И он же отправлял ей многочисленные домашние задания. Агата до того обленилась, что перестала заводить по вечерам будильник. Просыпаться от звонка Данила стало теперь ей самой любимой традицией. Впрочем, ложилась она тоже не раньше его вечернего пожелания спокойной ночи.

– Звонок, полученный утром, означает не просто «с добрым утром», – говорила Аля, глядя на счастливую Агату. Сопли у той текли потоком, горло было краснущим, голос хрипел, но глаза сверкали, как звёзды. – Это значит, что ты – первая, о ком он думает, когда просыпается.

– И последняя, – мысленно продолжала Агата, – о ком он думает, когда засыпает.

Часто они общались по видеосвязи, и порой Данил отправлял ей смешные картинки спящих котят в корзинке с клубками. Увидев мирно посапывающего зверька, Агата обычно визжала от восторга. На кошачьи шерсть и слюну у неё была аллергия, и ей оставалось довольствоваться только просмотром забавных гифок.

Никита тоже что-то писал ей. По крайней мере, раз в день. Но на его сообщения она отвечала редко. Тратить на них время Агате было попросту жалко.

Анна Георгиевна дважды созванивалась с Ольгой Викторовной, поэтому Никита был более или менее осведомлён о самочувствии Агаты, а рассказывать ему мелкие подробности она нужным не считала.

Двенадцатого мая Данил встретил Агату у подъезда. Они так жарко отмечали воссоединение после долгой разлуки, что едва не опоздали на биологию. Однако от Яны Владимировны им не попало, а уже на следующий день в их жизни начались суматоха и суета по случаю окончания учебного года. Школьные контрольные сыпались одна за другой, и Агата едва успевала совмещать их с ненавистными занятиями танцами.

Второе полугодие Данил закончил лучше, чем первое. В его ведомости прибавилось на целых две «четвёрки». В этот раз обошлось без пересдач, и Инна Владимировна, прочитав его украдкой сфотографированное сочинение, похвалила аргументацию и грамотность.

– В проблему ты попал и структуру не нарушил, – произнесла она и показала большой палец.

В ведомости Агаты тоже стало на две «четвёрки» больше. Они с Данилом как будто дополняли друг друга. То, что получалось у одного, совершенно не давалось другому. Её слабым местом была его любимая геометрия. Начисто лишённая пространственного мышления Агата могла часами вертеть чертёж, но всё равно не увидеть в нём ничего путного. То же касалось и органической химии. Всё эти алканы, алкины и спирты казались младшей Наумовой тёмным, непроходимым лесом.

Ужин у Никифоровых из-за болезни Агаты и последующих тренировок тоже пришлось перенести. Данил привёл её к родителям только в начале июня, когда все экзамены были сданы, а оценки получены.

Лариса Сергеевна встретила их на пороге в ярком летнем платье из тонкого трикотажа. Глядя на цветочный принт и на её чуть завитые волосы, Агата думала о том, что если бы весна могла принимать человеческое обличье, то наверняка бы превратилась именно в мать Данила. Настолько у той был приятный голос и искренняя улыбка.

Квартира Никифоровых была такой же большой, как и у Наумовых. Правда, Агате она показалась светлее и просторнее. Скорее всего, такая иллюзия возникла из-за цветовой гаммы интерьера. Лариса Сергеевна, в отличие от Анны Георгиевны, в отделке квартиры использовала пастельные тона. Вся мебель у неё была белая, а яркие пятна создавались с помощью удачно подобранного декора: светильников, картин и статуэток.

Чай они пили за большим стеклянным столом на кухне. В центре стоял домашний брусничный пирог и заварные пирожные с кремом. Говорила Лариса Сергеевна мало, предпочитая по большей части слушать и кивать. Тем не менее, расспросами о семье Агату тоже сильно не донимали. Алексей Николаевич знал Анну Георгиевну больше десяти лет и, скорее всего, уже давно сложил мнение о девушке младшего сына.

В противовес почти больничной чистоте гостиной и кухни в комнате Данила царил полнейший хаос. Грязные вещи были свалены в кучу и лежали на полу возле окна. Мебели там, как и во всей квартире, стояло немного. Наспех заправленная кровать, стол с компьютером, вращающееся кресло и шкаф-купе с наполовину не задвигающейся дверцей. Стены украшали постеры. В глаза Агате сразу бросился Джонни Депп в образе Джека Воробья. Улыбающийся, харизматичный и с компасом в руках. Остальных не то актёров, не то музыкантов она не узнала.

– У нас минут десять, в лучшем случае пятнадцать, – проговорил Данил, прижимая её к одной из стен, – а потом папе обязательно что-нибудь от меня понадобится. У моих родителей чёткая инструкция не оставлять нас одних надолго.

Засмеяться Агата не успела. Поцелуи с губами, зубами и языком действительно закончились ровно через десять минут. У Алексея Николаевича что-то случилось с почтой на ноутбуке, и ему срочно понадобилось помощь сына в смене пароля. Правда, позвал он Данила дипломатично из гостиной.

– Мама в мою комнату не суётся. Это моя крепость, и обычно я сам её прибираю, если прибираю, – объяснял Данил Агате часом или двумя позже, когда они шли к автобусной остановке. Она молчала. За такой бардак и горы пыли на подоконнике её бы наверняка сначала убила Аля, а потом мать, хотя саму Анну Георгиевну стопроцентной чистюлей назвать можно было только из вежливочти. Иногда Агата вообще сомневалась в умениях матери вести дом: последние лет двенадцать при ней этим всегда занималась Аля. Впрочем, приклеить на мать ярлык полной неумёхи рука у неё тоже не поднималась. Кто-то же варил супы и натирал полы в комнатах до того, как появилась Аля.

Данил сказал что-то ещё. Что именно, она не расслышала. Мимо пролетела машина с открытыми окнами. Музыка, лившаяся оттуда, была настолько громкой, что Агата раздражённо приложила к ушам ладони. Лёгкий ветерок поигрывал её волосами и постоянно толкал их то в глаза, то в рот, но Агата стеснялась достать из кармана резинку и собрать непослушные пряди в «хвост».

– Однажды я нарисую тебя такой, – пообещал Данил и переплёл её ледяные пальцы со своими.

Агата снова зарделась и поспешила спрятать смущение за вопросом о Ларисе Сергеевне и Алексее Николаевиче.

– Они рано поженились. Вроде как ещё студентами. А когда учились