Клайд расплылся в улыбке. Посмотрел на Роди, внимательно слушавшего боцмана, оперся о крепление бушприта:

– Нас немного, мы живем на самом огрызке большого Оловянного. А его племена всегда жили на третьем, дальнем из больших островов. У нас горы, травы там немного, кроме долин. А те крохотные, если равнять по его острову. И дрались мы всегда за средний, тот самый, где Безант отыскал основные жилы и залежи, где сейчас копи. Вот с тех пор друг друга и не любим. Мы у них баб воровали всегда, сами порыжели, а были как с Нордиге – с черными волосами. Не хватало у нас женщин, было такое дело, да и до сих пор не так их много. Мальчишек штук пять у любой, а дочки не родятся.

– А коз, значит, много? – Хорне улыбнулся. – Ну, почему чеснок?

– Да пихают они его всюду, – Клайд пожал плечами, прицелился и сплюнул за борт. Ветер мотнул слюну и влепил ему обратно. – Это ж как тут нужду справлять?

– По ветру. Много чеснока?

– Да везде, Хайни. Даже маринуют и зимой хрустят вместо ягоды какой, полезно вроде. Я ж не против чеснока, уж поверь. Но когда их норги захватывали, пока Безант под свою руку не взял, у них из мяса только самые ледащие коровенки да бараны оставались с козлами. Потому как воняют сильно, а коровенки старые. Ну так они из них чего только не придумывали и повсюду, вот прямо как хорошим девкам портовым золотишко сыпешь, так они и чеснок пихали.

Клайд вдруг вздрогнул, оглянулся и тихо спросил:

– Ты ж его на готовку не поставишь, шкипер?

Хорне не ответил. Донер шел к ним, нес штормовую шапку, загнутую по бокам, с козырьками сзади-спереди. Хорне надел, покрутил. Не шляпа-зюйдвестка, но сойдет.

– А матросам чтобы бас шапки носил – тому не бывать, – сказал Донер, глядя на Клайда, – сам сходишь, ноги не отвалятся. Заодно научишься на палубе стоять, волчара сухопутный. Рубишься здорово, а вот остальное – для моря хуже лядащего юнг-мара, честное слово.

– Кто такой юнг-мар? – посмотрел на него Клайд. – А, стоп! Молодой моряк?

– Щенок морской, не просоленный, ветра не нюхавший, с борта не ссавший, – Донер покачался на каблуках, новеньких каблуках новеньких штормовых сапог, – а трюм-бас у нас хорош, шкипер. Хозяйственный.

– Трюм-бас, значит, квартирмейстер?

– Эдак он скоро меня сменит, – хохотнул Донер, – так и шпарит пониманием, ишь! Это все из-за вашего брата с Олова, что набрали во флот Безанта, пошло гулять по морякам всякое неверное. Квартирмейстер… погань какая, Морской король бы ее не слышал никогда. Трюм-бас и вся недолга!

– Что там в трюме? – Хорне не переставал смотреть вперед, надеясь не наткнуться на что-то плохое. Осень осенью, старые серпенты держались в самом море долго, уходили лишь под зиму, спускаясь к теплым течениям Узкого моря.

Донер выставил сапог на планширь, похвастался хорошо подбитыми каблуками, твердыми и тупыми носами, что не нигде не застрянут, не дадут покалечить ногу сорвавшейся снастью.

– Нашли пяток комплектов, кинули жребий. Шапок вот – хоть пори и куртки шей. Остального меньше. Еды больно никакой нету, кроме лимонов в каком-то рассоле. Надо вылить.

– Рассол? – удивился Клайд. – Вы у себя на севере что, лимоны солите как капусту?!

– Вода попала. – Хорне пожал плечами. – В порту хотели сверху навалить сахара, под него лед, и как засахаренные продать. Подонки, чего уж, но грамотные.

– Верно шкипер говорит. – Донер кивнул, положил руку на нож, совсем превращаясь в себя давнего и знакомого. Хорне старался на него не смотреть.

Сердце и душа у моряка просоленные, смолой пролитые, ветром насквозь расхлестанные… Только ему еще долго до мареманна, меряй хоть в чем – в милях, в мерах, что золотом, что порохом, в пинтах вражьей крови и морской водицы, что доведется выпустить и хлебнуть. Деда вспоминал уже редко, а вот Ньют, глядя на довольного старого пса рядом, так и всплывала в голове, скребла изнутри тоской.

– Шкипер… – Донер уставился на сапоги. – Спросить хотел.

– Говори.

– С глазу на глаз?

Хорне стрельнул на Клайда, подумал.

Рыжий, рубившийся рядом и вытащенный из воды, смотрел с насмешкой, отвечал с душой и казался своим. А своим должен быть вот Донер, но пока никак.

Ладно, ничего страшного для себя он матросу-новобранцу услышать и не даст.

– Говори, бас, Клайд свой.

– Ну, хорошо. Ты, свой, честь получишь, я тебе шапку всеж принесу. Только ты тут и останешься вахтой. Еду братец мой тебе доставит, не переживай. Там сейчас как раз начинают растапливать клятый очаг.

– Трави точнее, бас. – Хорне не попросил, приказал.

– Кто из наших шкипер, вам поперек курса встал, да так, что ты на нас с братьями смотришь как мар-гейст своими мертвячьими глазами, разве что на куски не дерешь?

Хорне глянул волком, снова ощутив лютую ярость.

– Блэкбард, Молдо, Глиф, остальные с ними.

– И где они сейчас? – Донер стоял смирно, почти не дышал. – Не на Черный Юг засобирались, или уже там ракушек на дно ловят?

Хорне кивнул.

– А пушки-то хоть, шкипер, ни за свои деньги брали?

– Блэкбард две своих и вертлюжню притянул.

– На Кота, а?

– На него.

Донер сплюнул. За борт, само собой. Умело, ничего не вернулось.

– Давно хотел Сизому кровь пустить. Не за что было, теперь есть. Сизый там?

Хорне молча кивнул.

– И хорошо, угрей ему в кишки напихать. Ничего, шкипер, ничего. Я вашему деду много должен, не сомневайся, не подведу. И потом не подведу, если захочешь дедовской дорогой идти.

Донер развернулся и пошел, не дожидаясь ответа.

Клайд погонял меч взад-вперед, подумал, сказал:

– Дед твой знатно на морях погулял? Говорят, у какого-то из северян на красном флаге была собачья башка.

– На багровом. – Хорне усмехнулся. – Не башка, а голова, не пса, а мар-хунда. Ты не видел, не спутал бы, а слышал, так слышал.

– И ты идешь забирать свое у его старой команды?

– Да. И заберу.

– Я даже не сомневаюсь, что попытаешься.

Хорне нахлобучил шапку плотнее, кивнул на море:

– Закрепись, Клайд. Волна идет, видно, где-то штормит. Смотри, чтобы не смыло. И я не буду пытаться, я тебе не богатенький арматор, нажравшийся золотого корня и пытающийся забраться на шлюху. Я заберу свое и развешу паскуд на реях, кроме двоих. Тем придется плохо, они вспомнят, как звали моего деда и отца, как звали прадеда и отца его отца, всех их, моих предков.

Клайд откашлялся, глядя на его удаляющуюся спину.

– Хайни?

– Что?

– А как их звали?