Я ткнул в шишку на затылке. Некоторое время мадам Доминика осматривала мою голову. Казалось, острые металлические насадки на ее наперстках скребут прямо по костям черепа.

– Похоже на имплантат «Игры». Но вы еще живой.

Очевидно, она имела в виду, что это не может быть имплантатом «Игры». Безупречная логика: много ли шансов у человека, оказавшегося в роли добычи, добраться до спеца вроде мадам Доминики, чтобы избавиться от «маячка»?

– Можете извлечь?

– Если нейронные связи неглубоки, то без проблем. – Она подвела меня к кушетке и, опустив на глаза какое-то сканирующее устройство, некоторое время рассматривала мою голову, покусывая губы. – Угу, связи мелкие, еле достают до коры. Хорошая новость. Но похоже, это все-таки имплантат «Игры». Как он сюда попал? Нищие? – Она покачала головой, и складки жира на шее заколыхались. – Нет, они тут ни при чем, если только вы мне правду сказали вчера, что у вас нет имплантатов. Ага, вот и разрез от внедрения. Меньше одного дня.

– Просто вытащите эту чертову штуковину. Или я уйду отсюда с деньгами, которые уже отдал вашему малышу.

– Можете так поступить, но вы не найдете никого лучше Доминики. Это не угроза, а обещание.

– Ну так действуйте.

– Вначале задайте вопрос.

Она уже левитировала вокруг кушетки, готовя инструменты и проворно заменяя одни наперстки другими. Где-то в складках плоти – там, где обычно находится талия, – располагался инструментальный пояс, и Доминика извлекала из него все необходимое одним прикосновением, ухитряясь при этом не уколоться и не порезаться.

– У меня есть приятель, его фамилия Рейвич, – сказал я. – Он прибыл за день или два до меня, и мы потеряли друг друга. Посткриогенная амнезия, как сказали нищенствующие. Они сообщили, что он в Пологе, а больше ничего не сказали.

– И что дальше?

– Думаю, ему вполне могли понадобиться ваши услуги…

Или, скажем, ему пришлось ими воспользоваться.

– Насколько я помню, у него были имплантаты – значит, их пришлось удалить. Как у господина Квирренбаха, того джентльмена, который приходил к вам со мной.

Я описал ей Рейвича – с той допустимой долей небрежности, какая отличает портрет доброго приятеля от списка примет опасного преступника.

– С чего вы решили, что этот человек мне знаком?

– Не знаю… Сколько стоит более точный ответ, как вы думаете? Скажем, еще сотню? Чтобы немного освежить вашу память?

– Память Доминики не столь хороша ранним утром.

– Ну, тогда две сотни. Как, вспоминается господин Рейвич?

На ее лице отразилась напряженная работа мозга – надо признать, это было проделано с театральным изяществом.

– Вот и отлично. Рад, что у вас получается.

Знала бы она, насколько я рад.

– Господин Рейвич – это особый случай.

Ну еще бы. Рейвич – аристократ, а тело любого аристократа, даже обитающего на Окраине Неба, нашпиговано всякой всячиной, как у представителей высшего общества Прекрасной Эпохи. В этом им уступают даже высокопоставленные демархисты. Можно не сомневаться, что Рейвич, как и Квирренбах, ничего не слышал о плавящей чуме, пока не прибыл на Йеллоустон. У него тоже не было времени искать какую-нибудь клинику на орбите, где его могли бы избавить от имплантатов. Он должен был спешить – спуститься на поверхность и затеряться в Городе Бездны.

Доминика была его первым и последним шансом на спасение.

– Это действительно особый случай, – согласился я. – Именно поэтому вы обязаны были принять его.

– С чего вы это решили?

Я вздохнул. Похоже, придется или потрудиться, или раскошелиться – скорее всего, сделать и то и другое.

– Предположим, вы из него кое-что извлекли. Он выглядел здоровым, но через день вы обнаружили, что в удаленном имплантате есть нечто ненормальное – скажем, остаточные следы чумы. В этом случае вы обязаны были связаться с ним, верно?

На ее лице не дрогнула ни одна складка. Попробуем капельку безобидной лести:

– Так поступил бы любой уважающий себя хирург. Я знаю, не каждый станет прилагать усилия, чтобы разыскать бывшего клиента. Но вы сами сказали, что здесь вам нет равных.

Она утвердительно хмыкнула:

– Информация о клиенте конфиденциальна.

Мы оба поняли, что она имела в виду.

Через несколько минут мои карманы стали легче на пачку банкнот, и тяжелее на бумажку с адресом в Пологе. Место носило название Эшер-Хайтс. Это могла быть квартира, как у Зебры, здание или целый район Полога.

– А теперь закройте глаза, – скомандовала толстуха, ткнув мне в лоб пальцем в тупом наперстке, – и Доминика покажет свое волшебство.

Местная анестезия уже действовала. Операция не заняла много времени – я даже не заметил, как был удален имплантат. По ощущениям – все равно что вырезать кисту. Интересно, почему Уэверли не догадался использовать имплантат с защитной системой? Возможно, такое здесь считается фолом. Насколько я понял со слов Уэверли и Зебры, правила «Игры» запрещали охотникам пеленговать передатчик. Разрешалось находить добычу любыми способами, но идти за сигналом вживленного передатчика – это представлялось чересчур простым. Имплантаты были нужны исключительно зрителям, а также людям вроде Уэверли, которые контролировали ход «Игры».

Лежа на кушетке в палатке Доминики, я лениво размышлял о том, как бы усовершенствовал «Игру», будь на то моя воля. Для начала стоит более надежно вживлять имплантаты, задействовав глубокие нейронные пути, о которых беспокоилась Доминика. Далее, снабдить их защитной системой – она поджарит мозг жертвы, если кто-нибудь попытается удалить имплантат раньше времени. Не мешало бы и охотника оснастить имплантатом, защищенным столь же надежно. Оба типа имплантатов – для охотников и для добычи – должны транслировать некий закодированный сигнал, известный обоим участникам. При сближении на определенное расстояние – скажем, при появлении в одном квартале или ближе – имплантаты будут сообщать своим носителям о местоположении противника с помощью тех же нейронных связей. Никаких зрителей на территории «Игры». Если хотят следить за ходом «Игры» – пусть сами придумают, как это сделать. И напоследок ввести элемент личной заинтересованности. Ограничить число охотников оптимальным и очень простым числом – единицей. Тогда забава превратится в настоящий поединок. И к чему ограничивать время охоты – какие-то жалкие пятьдесят часов? На мой взгляд, в таком большом городе охота запросто может длиться целые месяцы – главное, чтобы сначала жертва успела убежать и спрятаться в