спать, оторвались от игральных костей и выпивки, выбрались из нежных женских объятий, принялись искать потерянные сапоги, похватали ружья и разбились на группы. А затем, лязгая оружием и перекрикиваясь, побежали по замерзшей грязи к точке сбора.

— Я выросла в Бостоне, — промолвила Брианна мягко и буднично. — Там каждому ребенку рано или поздно задавали выучить эту поэму. Я узнала о ней в пятом классе.

Слушайте, дети, чтоб каждый узнал, Как Поль Ревир темной ночью скакал.

Роджер улыбнулся, представив ее в форме церковно-приходской школы Святого Финбара: синий сарафан, белая блузка и длинные гольфы. Вспомнилась ее старая фотография тех времен: пятиклассница, похожая на свирепого лохматого львенка, которого какой-то безумец нарядил в кукольное платьице.

— То было в семьдесят пятом году,

В восемнадцатый день апреля,

Мало кого я теперь найду,

Кто жил в то суровое время.

— Мало кого, — приглушенно повторил Роджер.

Интересно, кто послал то легендарное предупреждение? Домовладелец, подслушавший разговор британских военачальников, расквартированных в его доме? Буфетчица, что принесла солдатам кружки с подогретым ромом? Да разве можно сохранить в секрете передвижение восьмисот бойцов? Рано или поздно тайное станет явным. Из оккупированного города кто-то послал весть, что британцы намерены захватить в Конкорде склады с оружием и порохом, а заодно арестовать Джона Хэнкока и Сэмюэла Адамса, основателя корреспондентского комитета, великолепного оратора, лидера восстания, которое, согласно разведке, готовилось в Лексингтоне.

Восемьсот человек, чтобы схватить двоих? Неплохое численное преимущество. А серебряных дел мастер с друзьями, получив тревожное известие, оседлал коня и поскакал в холод ночи.

Бри продолжила:

— Он другу сказал: «Буду ждать я знак,

По суше иль морю придет наш враг.

Приметишь войско — наверх беги,

На церкви фонарь для меня зажги:

Один — если сушей, два — по воде.

Чтоб по твоей путеводной звезде

Я бы все понял, коня оседлал

И по селеньям и фермам помчал,

Чтобы с оружьем народ вставал.

— Сейчас таких поэм не слагают, — сказал Роджер.

Несмотря на скептический настрой, он словно наяву видел пар из ноздрей разгоряченного коня, летящего в ночной тьме, а где-то там, за чернотой реки, над спящим городом мерцает яркая звездочка зажженного фонаря. Следом загорается вторая…

— Что было дальше?

— Спокойной ночи!» И в лодке пустой

В Чарльстон поплыл он по речке ночной.

Вот над заливом поднялась луна.

Грозный корабль осветила она:

Британское судно, призрак морской,

Будто парит «Сомерсет» над рекой,

Мачты и реи над темной водой

Будто решетки мрачной тюрьмы,

Корпус чернел в отраженьи волны.

— Недурно написано, — задумчиво оценил Роджер. — Мне понравилась часть про «Сомерсет». Довольно живописное описание.

— Замолчи! — Она беззлобно толкнула его ногой. — Дальше говорится о друге. Он бродит по улицам и внимательно ко всему прислушивается.

Роджер фыркнул и снова получил пинок.

— Как вдруг у казармы он видит отряд,

И слышна ему перекличка солдат.

Тяжелая поступь — то через мрак

Идут гренадеры, чеканя свой шаг.

К военным судам направляется враг.

Роджер однажды приезжал к ней в Бостон весной. В середине апреля деревья, окутанные зеленоватой дымкой, протягивали в белое небо голые ветки. Ночью еще было холодно, однако уже чувствовалось пробуждение природы, а морозный воздух дарил свежесть.

— Дальше скучный фрагмент о том, как его друг поднимается на колокольню. Мне больше нравится следующая строфа.

Она понизила голос до шепота:

— Внизу мертвецы под зеленым холмом

Покоятся в лагере вечном своем.

Кладбище — вот их последний привал.

Бдительный страж их покой охранял.

Стражем был ветер, средь мрачных могил

Грозным дозором погост обходил.

«Все тихо!» — он шепчет, колышет траву.

Герой наш поддался его колдовству.

И живо представил тот призрачный глас,

Вдруг стало так жутко в полуночный час,

Но, словно очнувшись, увидел вдали,

Как, отдаляясь от сонной земли,

Дружно плывут в залив корабли,

Черные тени над тихой рекой.

Берег бесшумно ласкает прибой.

— Внизу мертвецы под зеленым холмом Покоятся в лагере вечном своем. Кладбище — вот их последний привал. Бдительный страж их покой охранял. Стражем был ветер, средь мрачных могил Грозным дозором погост обходил. «Все тихо!» — он шепчет, колышет траву. Герой наш поддался его колдовству. И живо представил тот призрачный глас, Вдруг стало так жутко в полуночный час, Но, словно очнувшись, увидел вдали, Как, отдаляясь от сонной земли, Дружно плывут в залив корабли, Черные тени над тихой рекой. Берег бесшумно ласкает прибой.

— А потом несколько строк о том, как Поль томился в ожидании сигнала. — Брианна перестала шептать и заговорила обычным голосом: — И, наконец, появляется знак…

— Замечательная поэма.

Роджер на всякий случай легонько обхватил рукой ногу Брианны над коленом в ожидании пинка, но его не последовало.

— Он скакал по берегу Таинственной реки, — продолжила она, будто не заметив комментария. — Дальше идут три строфы о том, как он мчался от города к городу.

— А Дом Собраний глядел равнодушно

Глазницами окон пустых и бездушных,

Словно предвидящих жуткое горе,

Сколько же крови прольется тут вскоре.

Два ночи пробило уже, наконец…

Когда читаю эти строки, прямо-таки слышу бой часов, так что не перебивай, будь добр!

Роджер выдохнул. Но не для того, чтобы ответить, а потому, что, оказывается, все это время слушал жену, затаив дыхание.

Брианна продолжила:

— Два ночи пробило уже, наконец,

Когда он Конкордский мост пересек.

Он блеянье слышал крестьянских овец,

Как на ветвях щебетал птенец,

И чувствовал, свежий подул ветерок.

Головкой качал полевой цветок.

А тот, кто сейчас безмятежно спит,

Не знает, что вскорости будет убит

Пулей британской. И старый мост —

Это последний его форпост.

— Дальше ты знаешь. — Она замолчала и сжала его руку.

Безмятежность предрассветных часов понемногу таяла, дыхание ветра за окном покачивало ветви деревьев. Ночь, недавно царившая повсюду, сдавала свои права, дело шло к рассвету. Сонно щебетали просыпающиеся птицы, из леса то и дело доносились тонкие и нежные трели. Вместе с тяжелым запахом камина Роджер вдыхал чистейший воздух свежего утра, чувствуя, как колотится сердце.

— Расскажи до конца, — шепотом попросил он.