министр культуры Екатерина Алексеевна Фурцева огласила указ о присвоении мне звания народного артиста Советского Союза. Это был первый случай в нашем многострадальном жанре. Неожиданность этой награды так меня поразила, что я незаметно для всех глотнул таблетку валидола (цит. по: Л. Мархасев. С. 372).

Красногвардейцы в фойе. Два залпа из настоящих трехлинеек, – 22 марта, после одного из прогонов, пометил в записной книжке Василий Аксенов. – Поначалу было страшно – Толик737 думал, что нас застрелят, я думал, что заколют. Замечательно разлагалась на сцене империя и республика. Потом замечательно красиво и пластично наступила революция. Красное пламя – извивающаяся девица в красном трико. Белое пламя – извивающиеся кисти рук. Вообще какая-то возня в театре (В. Аксенов. Одно сплошное Карузо. С. 245–246).

Это талантливо, ярко, смело, хаотично, порой безвкусно, порой тонко, – 15 апреля записал в дневник Александр Гладков. – Старые обветшавшие уже к концу 20‐х гг. приемы таких спектаклей, как «Д. Е.» Мейерхольда, Синей Блузы и т. п., возрождены, оживлены, осовременены и, перемешанные с отдельными чертами театра Брехта, покоряют битком набитый зал. Есть хорошее озорство. Сложно спародированный Вертинский поет полный текст песни о расстрелянных юнкерах, за которую в 30‐х годах давали пять лет, как в аптеке. (Новый мир. 2014. № 3).

О рассказах Шаламова. Мне читать их интереснее, чем все другое о лагерях, не исключая и «Ивана Денисовича». Они не имеют претензии на «художественность», и это-то и делает их при уме и таланте автора, подлинного поэта, по-настоящему художественными. Страшная правда о репрессиях, непосильном труде, голоде и цинге, об издевательствах «друзей народа» – блатных, о мелком бесчеловечном гоноре начальства, о самочинных расстрелах, о новых провокационных делах и о всем прочем…

Как это важно, что выжили, нашлись люди, пишущие об этом.

Я был в лагерях гораздо более легких, хотя и мне было нелегко: но при разветвленной кровеносной системе внутри и меж лагерных этапов, при долгом сидении на Лубянке с «повторниками» я если не все, то многое знал из этого. Но одно дело знать, другое – читать об этом черным по белому.

Кажется, это только часть «колымской прозы» Шаламова. Много говорят также о мемуарах Гинзбург, матери Василия Аксенова. Но я еще их не читал.

Какую бы высоту набрала наша литература, если бы печаталось в с е (разумеется, правдивое и талантливое), а не только то, что окрашено слащавым идиллизмом (цит. по: М. Михеев. С. 242–243).

По-моему, это лучшая проза в России за многие и многие годы, – 2 сентября откликнулась Надежда Мандельштам в письме Шаламову. – Читая в первый раз, я так следила за фактами, что не в достаточной мере оценила глубочайшую внутреннюю музыку целого. А может, и вообще лучшая проза двадцатого века (В. Шаламов. Собр. соч. Т. 6. С. 423).

Дорогой Дмитрий Дмитриевич! Сожалею, что не застал Вас в этот приезд в Москву, долго не был Москве, всю зиму просидел в лесу. Как я слышал, не знаю – верно ли? – ораторию Вашу738 приостановили. Из-за нее ли самой? Или из‐за сочетания ваших с Евгением Александровичем Евтушенко имен? Жаль, что я ее не послушал. Вы, вероятно, часто видите Евгения Александровича. Передайте, пожалуйста, ему, что я с глубокой симпатией слежу за его новыми стихами, очень радуюсь, что он держится так принципиально, надеюсь, что нам еще удастся познакомиться с ним не так на лету, как это было в первый раз (Е. Евтушенко. Я пришел к тебе, Бабий Яр… С. 45).

В последних номерах журнала его анонсировали на 1967 год в ряду произведений других авторов (Быков, Некрасов, Белов, Залыгин, Абрамов, Белль, Уоррен) (А. Рыбаков. Роман-воспоминание. С. 239).

Обсуждение истории с докладом студента Кузнецова о цинизме. Доцент Савинченко с кафедры марксизма сказал: «Этот троцкист Хрущев уничтожил термин „враг народа“. Надо его восстановить, и тогда станет вполне ясно, кто такой Кузнецов и как надо с ним поступать» (Знамя. 2018. № 9. С. 157).

Статья написана на уровне школьного сочинения, – 16 апреля заносит в дневник Анатолий Жигулин. – Это, конечно, не большая беда, но прописные истины перемешаны с передержками и откровенной демагогией. Читать противно и стыдно за «Известия». Впрочем, им не в первый раз… Не совсем понятно, однако, почему статья появилась в «Известиях». Наверное, для «Правды» показалась слишком глупой» (цит. по: В. Колобов. Читая дневники поэта. С. 56).