Для всех них это был просто очередной день, когда приходил торговец книгами Карл Кольхофф. Для Карла это был первый день, в котором он ощущал отголоски своей прошлой жизни, как эхо.

Когда он вернулся домой, страх сотрясал его так, будто огромная рука пыталась вытрясти из него малейшие осколки счастья, все до последнего.

Карл покупал книги.

Несмотря на то что при доставке Карл не получал ни копейки, покупатели всегда переводили их на счет книжного магазина. Все выяснилось бы только после ежегодного финансового отчета с помощью милой консультантки по налогам из фирмы «Ловенберг, Мюллер и Чёппан».

Чтобы покупать достаточное количество книг, Карл продавал свои собственные. Каждый день с полок исчезало все больше книг, и его бумажные друзья, которые годами или десятилетиями жили рядом, покидали его квартиру. Карлу не хватало духу самому отнести их Гансу в антикварную лавку, поэтому он заплатил стажеру Леону, чтобы тот заходил за книгами после закрытия книжного магазина у городских ворот. Свои сокровища он продавал за бесценок. Одна новая книга стоила ему порой как два десятка старых. А покупатели заказывали их еще больше, чем раньше. Они пытались таким образом облегчить его печаль.

На похоронах Густава Карл присутствовал только издалека. Траурная процессия была маленькой, всего три человека провожали старого книготорговца в последний путь. Карл подождал, пока все они разойдутся, а затем подошел к могиле и отдал старому другу несколько томов «Виннету» и «Верной руки».

Храбрые герои пришлись бы ему по душе. Бумага – углерод, думал он, и человек состоит из углерода. Книги и люди состоят из одного и того же вещества.

Он продолжал дарить своим покупателям книги, из-за чего его собственные полки пустели еще стремительнее. Дарси получил от него все романы Джейн Остин, а Эффи, вслед за романами о женщинах, бросающих своих мужей, – криминальные романы о женщинах, которые своих мужей убивают. Яд в них казался средством обрести выбор. Конечно, Карл не собирался подталкивать ее к подобному, просто хотел показать, до чего все может дойти, если она не бросит своего мужа.

– Вам не стоит приносить мне эти книги, у меня все совершенно замечательно, – сказала Эффи, потому что ее муж велел ей выбрать эти слова. Он нашел романы и прочел их аннотации. Потом он выбросил все эти книги, а заодно – любимые романы Эффи.

– Очень неправильное впечатление складывается, – добавила Эффи.

Карл видел, что в коридоре за ней больше не было цветов. Ни срезанных букетов, ни цветочных горшков – ничего живого не оставалось. Потом Эффи закрыла дверь: слишком много было лжи, и завернута она была совсем не так красиво, как книги.

Стоя у закрытой двери, Карл скучал по ободряющей Шашиной болтовне. Она всегда напоминала ему о стуке мельницы, через которую пробегал маленький ручей, сверкающий на солнце. Вот почему он говорил сейчас с ней, а она – с ним.

– Она соврала, – сказала Шаша, – впечатление совсем не было неправильным.

– Я знаю, но ведь она лжет не нам, а себе.

Следующие несколько метров Шаша подгоняла его, когда его шаги замедлялись. Она говорила, например: «Иди быстрее, а не то книги испортятся». А когда они приближались к «Пино», она сказала строго: «Никакого мороженого сегодня, тебе нужны деньги на книги. Оно как продукты первой необходимости, которые хранятся дольше».

Карл понимал, что дальше так продолжаться не может и ему нужна была настоящая Шаша.

Но он не мог ни позвонить, ни навестить ее, потому что не знал ее фамилии и не мог бы показать, в каком доме она жила.

Он принял решение на следующее утро пройтись по школьным дворам города, напрячь как следует глаза и среди детей Шашиного возраста спрашивать про маленькую девочку с кудряшками. Тот, кто хоть раз видел Шашу, уже никогда ее не забыл бы.

* * *

Карл взбирался на Эверест и спускался в Марианскую впадину, путешествовал по дикому Курдистану и исследовал ледяную Антарктиду. Книги позволили ему все это пережить, но милостиво уберегли его от мира немецких школ.

Какая неразбериха из маленьких бегающих людей! Ребенком Карл нашел в лесу муравейник и неделями ходил к нему наблюдать за муравьями.

Там было такое же копошение, но оно все же следовало внутреннему порядку. Школа святого Леонарда, напротив, воспроизводила в своем дворе настоящую теорию хаоса.

По пути ко входу Карл постоянно сталкивался с детьми, или, если быть точнее, они врезались в него. Хуже суеты были только крики и рев. Чтение было тихим занятием. Даже если на страницах рассказывалось о военных слонах, с которыми в 218 году до нашей эры Ганнибал пересек Альпы, трубный зов животных не сотрясал окон в гостиной, и когда танки седьмой танковой дивизии Роммеля прорывали линию обороны неподалеку от Мобёжа, собственное дыхание по-прежнему оставалось самым громким шумом. Все это слышалось только глазами.

Добравшись наконец до здания, Карл прислонился к стене и глубоко вдохнул. Затем он обратился с вопросом в секретарскую, где получил информацию о том, что они не могут предоставлять никакую информацию. Так что Карл решил спросить детей.

Только что звонок известил о конце перемены, и школьники штормовой волной неслись прямо мимо него. Один мальчик, примерно Шашиных лет, двигался так медленно, что Карлу удалось с ним заговорить.

– Ты знаешь Шашу?

– Что за странное имя? – спросил мальчик.

– Я думал, сейчас детей так зовут. Как раньше были Эдельтрауд или Гертруда.

– Не-е. Никого тут в школе так не зовут. Мне пора на географию, – на которую он снова забыл принести домашнее задание. Впрочем, про это странному старику он говорить не стал.

Основываясь на Шашином возрасте, Карл предполагал, что она должна была ходить либо в последний класс начальной школы, либо в самый младший класс средней. Начиная от Мюнстерплац, он отметил на карте все подходящие школы. Всего их было семь. Школа святого Леонарда стала первой.

Карл не был уверен, что его уши и нервы осилят все семь.

В следующих школах он сократил свой путь и, минуя секретарскую, сразу начинал с разговора со школьниками, которые стояли во дворах во время маленьких и больших перемен. Он говорил с маленькими и со взрослыми, называл имя Шаши и описывал ее так подробно, как мог.

Он справился с шестью. В последней, общеобразовательной школе Песталоцци, он опрашивал трех школьниц, когда перед ним возникла фигура дежурного учителя в доверху застегнутой ветровке.

– Позвольте спросить, что или кого вы ищете?

– Шашу, – ответил Карл. – Ей девять лет и у нее темные…

– Никакой Шаши здесь нет, – прервал его учитель. – Пожалуйста, покиньте территорию школы и больше не подходите к нашим ученицам и ученикам, иначе мы сразу же вызовем полицию.