Гудман не выдержал.

– Да что происходит? Чем тебе помешала эта женщина?

– Да ты посмотри на нее! – взревел Джонсон. – Она врет как дышит! Не верю я, что кто-то на нее напал! Это дерьмовый сценарий, который она погано разыграла!

– Ради бога, Мик. У нас есть улики, отчет экспертов.

– Что? Следы протектора? Да мало ли кого могло занести на том повороте! Это не улика, и ты это знаешь.

– Тогда придумай хоть одну причину, по которой она могла придумать историю с нападением. Давай свои недоношенные идеи.

Джонсон скривился.

– Ей нужно внимание.

– Какое внимание? Чье внимание?

– Уж и не знаю, Лу. Может быть, твое, – парировал Мик. – Ты у нас парень видный, а эта бабенка со смерти мужа одна. Может, она фантазирует, как входит в комнату допросов, а ты стягиваешь с нее трусики для полного досмотра.

Гудман схватился за голову.

– Мы что, в начальной школе?

– Не знаю я ее мотивов, и плевать на них хотел, – продолжил Джонсон. – Я просто не верю ни единому ее слову. Лживая тварь. Помяни мое слово.

Гудман махнул рукой. Спорить с упрямыми ослами было не в его характере.

После долгой паузы Джонсон решил сменить тему.

– Есть что-нибудь по Брендону Гролшу?

– Ничего путного. Я разыскал ту наркоманку, которая прислала письмо Валентине Баден. Ее звали Ракель Келси.

– Звали?

– Ага. Передоз. Родители похоронили ее недалеко от Сан-Диего пару месяцев назад. Ей было двадцать два.

Джонсон поцокал языком и посетовал:

– Какого дьявола они садятся на эту дрянь?

Напарники помолчали.

– И все же я уверен: эта баба причастна! – внезапно вновь оживился Джонсон. – Вот помяни мое слово. Мы буквально в шаге от разгадки, я чувствую, только топчемся на одном месте.

Гудман не стал с ним спорить, желая лишь одного – чтобы напарник прекратил издеваться над Никки Робертс и обрел трезвость мышления. Надо во что бы то ни стало разыскать парня на красной машине. Кроме неизвестного на черном тонированном джипе, других подозреваемых у них не было. Брендона Гролша из списка потенциальных убийц, судя по всему, следовало вычеркнуть.

– И поэтому у меня к тебе вопрос. – Хеддон Дефо тепло улыбнулся Никки.

Они не виделись с того дня, как он принес миссис Робертс дурные новости о Трее. Сегодня тема убийства не всплывала, и разговор проходил в дружеской атмосфере. Как в старые добрые времена.

– Ну валяй, – кивнула Никки.

Хеддон адресовал ей долгий пристальный взгляд, а затем с нажимом произнес:

– Что означает: «по-сицилийски неповторимый лимон»?

Никки расхохоталась.

Они завтракали в кафе «Венеция», новом весьма пафосном заведении в центре, меню которого явно писал человек с фантазией.

– Думаю, то же самое, что «томат, мощный, как руки мясника», «краб с горячей гальки» и «курочка как из маминого курятника», – зачитала Никки.

– Столько слов в каждом названии блюда! – закатил глаза Хеддон. – Ожидаешь получить на тарелке произведение искусства, а там обычный салат «Цезарь».

– Обычный «Цезарь» дорого не продашь! – Никки вонзила вилку и нож в рулет из пармской ветчины, фаршированный моцареллой. – Поезжай в пиццерию возле клиники. Там он тебе встанет в четыре бакса. Но ведь ты не любишь забегаловки, правда?

Хеддон наблюдал за ее лицом, за улыбкой, то и дело скользившей по губам. Никки смеялась, и это было хорошим знаком. После смерти Дугласа она потеряла себя, став бледной тенью прежней Никки. Горе, гнев на судьбу, отчаяние изменили ее. Тайны покойного мужа, открывшиеся после похорон, должно быть, сделали Никки особо недоверчивой к людям.

И вот теперь она улыбалась.

– Закажем десерт? – спросил он, тыча пальцем в длинные строчки меню. – Или «ореховый крем, тронутый флорентийским солнцем» уже перебор?

– Точно перебор, – кивнула Никки. – Ты бы еще предложил «Венецию, утопающую в кокосовой стружке».

Позавтракав, они пешком отправились в клинику. Над ее дизайном и концепцией Хеддон и Дуглас думали последние восемь лет. Здание находилось на границе с бедными районами, поэтому за него запросили не много. Ремонт делали своими силами. Помогли городские власти, бывшие пациенты Дугласа, родные тех, кого он вытащил из безнадежных ситуаций.

Теперь всем заведовал Хеддон, продолживший дело Дугласа Робертса. Половину палат занимали пациенты, которые не могли платить за лечение, но дьявольски нуждались в помощи. Родственники исцелившихся с радостью жертвовали на благотворительные цели.

Хеддон не был уверен, что после гибели Дугласа клиника продолжит существование в прежнем виде, однако Никки оставила его управляющим и попросила вести дела так, как хотел ее любимый муж. Она не видела никого другого у руля клиники, кроме Хеддона, давнего соратника и единомышленника Дугласа.

Утро у Никки выдалось отвратительным. Из полицейского участка она ушла, преисполненная гнева, и, набрав номер старого друга, предложила вместе позавтракать. Рассказывать Хеддону о нападении Никки не стала. Не хватало еще, чтобы он предлагал помощь и неустанное наблюдение за ее домом и офисом! Едва ли у Хеддона было на это время. Кроме работы в клинике Хеддон также принимал частных пациентов в центральной больнице города. Никки не хотела беспокоить человека, занятого более важными и благородными делами.

Клиника находилась от ресторана всего в нескольких кварталах, но разница между двумя соседними районами была поразительной. Десять минут пешком – и роскошные магазины и кафе с верандами сменились старыми коттеджами двадцатых годов и приземистыми зданиями, где даже вывески не менялись десятилетиями: «Аптека», «Галантерея», «Ремонт часов»… многие дома стояли пустыми, а перед парадными входами торчали кривые колышки с табличкой: «Продается». Подлатанная витрина магазина одежды не была освещена: видимо, покупателей на новинки не нашлось. Прогресс проникал сюда с трудом.

Пожалуй, кроме шикарных пальм, одиноких и горделивых, словно намекавших на былое величие района, глазу не на чем было отдохнуть, но только до тех пор, пока случайный прохожий не натыкался на клинику Хеддона и Дугласа. Выкрашенное в белый цвет здание с большими витражными окнами так и притягивало взгляд.

– Мы недавно покрасили фасад, – похвалился Хеддон. – Раньше он был голубым, если ты помнишь. Думаю, Дуглас был бы в восторге. Что скажешь?

– Здорово, – согласилась Никки, чувствуя, как сердце забилось чаще. – Устроишь мне экскурсию?

Они поднялись на белое крыльцо и вошли внутрь через белоснежные двери. Потрясенная увиденным, Никки замерла на входе. Огромный холл было запружен людьми, в основном мужчинами. Они стояли, сидели в креслах и даже лежали на полу. В залах ожидания за стеклянными перегородками кто-то плакал и стенал, кто-то разглядывал свои трясущиеся руки, а кто-то скрипел зубами, с силой расчесывая кожу…