Неожиданно его вызвал Сталин. Он задал Кузнецову несколько вопросов по обстановке на Балтийском флоте, затем взял со стола какой-то листок.

— Я получил послание от Черчилля, — неторопливо заговорил Сталин. — Он обещает оказать нам быструю помощь на Севере. До начала августа англичане проведут боевую операцию: морская авиация нанесет бомбовые удары по немецким судам к северу от Норвегии и Финляндии. Этим они надеются лишить противника возможности перебросить морем войска для нападения на наш арктический фланг. Это что-нибудь даст?

— Одна бомбежка не испугает гитлеровцев. Но сам факт помощи, мне думается, надо приветствовать.

— Это во-первых, — продолжал Сталин. — Во-вторых, англичане посылают несколько крейсеров и эсминцев на Шпицберген, откуда они могут совершать рейды против немецких судов во взаимодействии с кораблями Северного флота. В-третьих, они направляют флотилию подводных лодок для нарушения вражеских коммуникаций у арктического побережья.

— Это стоящее цело, — вставил Кузнецов. — Головко будет рад.

— В-четвертых, Черчилль отдал приказ морскому адмиралтейству послать в Архангельск минный заградитель с различными материалами. — Сталин положил листок на стол. — Я полагаю, что все это окажет некоторую помощь Северному флоту в его борьбе с врагом. Так что берите это дело в свои руки. Переговорите с комфлотом Головко.

— Арсений Григорьевич просит дать ему самолеты, — вздохнул Кузнецов.

— Черчилль в своем послании обещает прислать в Мурманск несколько эскадрилий английских истребителей…

(Позже в своих мемуарах Черчилль, в частности, писал: «С первого же момента я делал все, что мог для оказания помощи вооружением и различными материалами, соглашаясь на отправку в Россию из Соединенных Штатов значительной части того, что предназначалось нам, а также идя на прямые жертвы за счет Англии. В начале сентября на корабле «Аргус» были отправлены в Мурманск примерно две эскадрильи «харрикейнов» для оказания помощи в обороне военно-морской базы и для взаимодействия с русскими силами в этом районе…» — А.З.)

— Помощь отнюдь не велика, и все же… — Сталин усмехнулся в рыжеватые усы. — Бывают же в истории такие повороты. Кто бы мог подумать, что Черчилль, тот самый Черчилль, который в восемнадцатом году хотел задушить нас, теперь предлагает нам, большевикам, помощь? Что ж, для пользы дела можно вступить в союз даже с дьяволом!.. Но, помогая Советской России, Черчилль радеет за Англию, и своя шкура ему дороже всего.

— Я сейчас же выйду на связь с комфлотом Головко и предупрежу его, чтобы с англичанами он был потеплее. Все же помощь нам, — сказал Николай Герасимович, выслушав вождя.

— Вот-вот, поделикатнее надо быть с союзниками, — поправил наркома Сталин.

Ночь на 22 июля выдалась душной. Кузнецов домой же так и не уходил. В три часа ночи, когда Николай Герасимович, переговорив по ВЧ с комфлотом Головко, наконец прилег на кушетку, позвонил из Ленинграда адмирал Исаков.

— Привет, Николай Герасимович! — раздался в трубке звонкий голос Ивана Степановича. — Как вы там?

— Сижу, как на горячих углях, — коротко ответил нарком. — А что у вас? Немец напирает?

— Еще как напирает, — глухо отозвался Исаков. — Я полчаса назад послал вам подробное донесение. Теперь же скажу, что, видно, не скоро вернусь в Москву. Кручусь тут с утра до ночи, но пока Балтфлот крепко помогает армейцам…

«Пока наши войска отступают», — грустно подумал Кузнецов, положив трубку на аппарат. Он снова переговорил по ВЧ с адмиралом Головко и был доволен, что Арсений Григорьевич настроен по-боевому. «Черчилль дает нам «харрикейны»? — переспросил он. — Так это же здорово! Мы эти английские истребители пустим в дело!.. «А вот Трибуц огорчил наркома: на Моонзундском рейде «юнкерсы» потопили эсминец «Сердитый». Жданов, видимо, доложил об этом Сталину, и едва Кузнецов позавтракал в наркоматском буфете, как его вызвали в Ставку.

— Ну что там на Балтике, опять погиб эсминец? — пробурчал Верховный, едва адмирал вошел в кабинет. — Не потерять бы нам весь Балтийский флот, товарищ Кузнецов, — язвительно добавил он. Потом подошел к карте. Взгляд его упал на Моонзундские острова. — Их надо оборонять до последней возможности. Кто там у вас за главного?

— Генерал-майор береговой службы Елисеев. — Нарком смотрел на Верховного не мигая. — Своим приказом я назначил его ответственным за оборону островов. Человек он храбрый, волевой.

— Вот так у нас всегда: человек храбрый, волевой, а потом, глядишь, отступил, сдал город или военную базу. Но за острова я с вас взыщу, если что… Они занимают ключевое положение у входа в Финский залив, да и в Рижский тоже, — суровым голосом продолжал Сталин. — И если их потеряем, это осложнит действия флота на дальних подступах к Ленинграду. Достаточно ли надежна оборона островов?

Нарком ВМФ подошел к карте, рядом с ним остановился Верховный.

— Весь этот район, — Николай Герасимович показал его на карте, — Орисарская дамба, узлы главных дорог, мосты, за некоторым исключением, краснофлотцы заминировали. На островах двести семьдесят дотов и дзотов, поставлено более двадцати трех тысяч мин и фугасов, не считая тех мин, которые выставили корабли в море. Так что этот оборонительный щит — крепкий орешек для гитлеровцев. Меня волнует другое…

— Что же? — прищурил глаза Сталин.

— Если войска Красной Армии отойдут на материке, оставив Моонзундский архипелаг в тылу врага, то немцы попытаются вторгнуться на острова с востока. Правда, флот на подходе к островам выставил более двухсот мин, и все же… Я дал указание Трибуцу, чтобы завезли на острова как можно больше боеприпасов и продуктов питания. Кто знает, сколько дней придется сражаться…

— Сколько потребуется, столько и надо, — прервал наркома Сталин. — Еще раз передайте адмиралу Трибуцу требование Ставки — Моонзунд держать до последней возможности!..

Исполняющий обязанности начальника Главного морского штаба адмирал Алафузов вошел к наркому в тот момент, когда тот разговаривал по телефону с комфлотом Трибуцем. Речь шла о гибели эсминца «Сердитый» на Моонзундском рейде, и, судя по тому, как раскраснелось лицо Кузнецова, разговор был не из легких.

— Ты что, Владимир Филиппович, вчера только родился? — громче обычного говорил в трубку нарком ВМФ. — Самолеты налетели внезапно… Ты придумай что-нибудь посущественнее. Я же приказал с воздуха надежно прикрыть Моонзундский рейд — ты это сделал? Не успел? Мне что, так и объяснить товарищу Сталину? Если это ему скажу, тебе не быть комфлотом, понял?.. Так-так, понял: на эсминце от взрыва бомбы возник пожар и люди тушили его в течение часа. А где был командир? Ну, пусть его ранило, но на корабле есть старпом?.. Нет-нет, ты, Владимир Филиппович, мозги мне не засоряй, если дал промах — признай ошибку и извлеки из нее урок, ясно? Скажу тебе больше: у Верховного на личном контроле Питер, а стало быть, и твой флот. Соображаешь?.. И чтоб кораблей по-глупому более флот не терял!.. — Нарком положил трубку и взглянул на Алафузова. — У вас что-то срочное?