– Как ты вульгарна, – поморщился он. – Что за жаргон? Во что ты превратилась?

– Тюрьма, Иван, не лучшее место, – усмехнулась я. – Уж прости, что перед твоим приходом я не вымыла голову.

– Я вижу, что самообладание тебе не изменило. Ты даже не раскаиваешься в содеянном.

– Раскаиваюсь, и еще как! – горячо сказала я. – Прости, что все так вышло.

– Ты хотела меня убить! О! Я все теперь знаю! Знаю, к чему затевалась эта комедия с похищением!

– Скорее, трагедия.

– Ты еще в состоянии шутить!

– А что мне остается? Это юмор висельника. Меня ждет публичная казнь, и я не могу это изменить. Остается только шутить над моим печальным положением.

– Плакать надо, – сурово сказал он. – Вот до чего ты докатилась, Зинаида! Спланировала убийство собственного мужа! Это же надо додуматься! И у тебя почти получилось!

– Если бы при разводе ты дал мне денег, я бы оставила тебя в покое. Ты же мне выбора не оставил.

– Выбор всегда есть, – с пафосом сказал он. – Ты предпочла тюрьму.

– Я вовсе не предполагала, что меня так быстро разоблачат. То есть предполагала, но надеялась на лучшее.

– На то, что меня хватит удар?

– Прости.

– Я сам себе удивляюсь. Сижу и слушаю, как моя бывшая жена хотела меня убить. Мне бы встать и уйти… – Он сделал паузу.

– Так почему ты не уходишь? – жалко улыбнулась я.

– Я уже старый человек, Зинаида, – сказал он устало. Он и впрямь как-то враз постарел. Я бы сейчас дала ему все семьдесят. – Я уже видел смерть. И я буду к тебе милосерден.

«Из какой это пьесы?» – так и вертелось у меня на языке. Неужели хотя бы в такой момент и в таком месте нельзя говорить нормальным человеческим языком? К чему этот пафос?

– Ты подпишешь документы о разводе, – сказал он жестко.

– Согласна.

– Ты отдашь мне все. И без всяких условий.

– Это твое милосердие? – усмехнулась я.

– Я мог бы обойтись и без твоего заявления. Вообще без твоей подписи. Меня легко разведут с женой-уголовницей, и все при этом будут мне сочувствовать. Но я хотел бы, чтобы ты письменно отреклась от всего, – гнул свою линию он.

– Даже от маминой однушки?

– Это меня не волнует. Но все мое ты отдаешь мне. Все до копейки. А взамен…

– Что взамен? – жадно спросила я.

– Я предоставляю тебе своего адвоката.

– И что мне это даст?

– Я даже готов добиться твоего освобождения под залог. До суда.

– А это возможно?

– Возможно все.

– Это я понимаю. Были бы деньги. И ты почему-то готов потратиться. А… совсем прекратить дело нельзя?

– Ты переоцениваешь мои возможности, – проскрипел он. – Умышленное убийство не тот случай, когда дело можно замять. Все, что возможно, это затянуть следствие. Но ты должна во всем признаться.

– Я призналась в том, что организовала похищение Анжелы. Этого довольно?

– А в убийстве?

– Я в нее не стреляла, Иван.

– Да, но это сделали по твоему приказу.

– Я не отдавала такого приказа.

– Если ты будешь запираться, тебе это ничего не даст. Улик предостаточно.

– Тебя, часом, не следователь послал? – не выдержала я. – Не мытьем, так катаньем. Почему вам так надо, чтобы я всю вину взяла на себя? От этого что, показатели раскрываемости зависят?

– Меня никто не посылал, – размеренно сказал он. – Я сам решаю, когда и куда идти. В данном случае я пришел к тебе, потому что определенная доля вины лежит и на мне…

– Ах, ты это признаешь?!

– Я знал, что ты такое. Олицетворение зла. И не принял меры. Мне надо было усилить охрану. А когда пропала Анжела, я, признаться, растерялся. Мне следовало тут же заявить о похищении. Я сразу должен был понять, что за этим стоишь ты. А я оказался настолько наивен, что пришел к тебе и стал делиться своим горем. Представляю, как ты надо мной потешалась! – Он посмотрел на меня с ненавистью.

– Прости, – сказала я тихо.

– Зинаида, я не верю в твое раскаяние.

– Ну хочешь, я расплачусь?

– Это будут фальшивые слезы. Ты насквозь фальшивая.

– А ты настоящий? А Анжела, твоя неземная темнокожая любовь? Иван, подумай о том, что она тебя обманула. Она вовсе не была беременна.

– Но ведь когда ты отдавала приказ ее убить, ты считала, что она беременна!

– Да не делала я этого! Сколько можно? Именно потому, что у меня нет своих детей, я прекрасно знаю, какая это ценность – дети. Ничего святее на свете нет. И я никогда бы не убила ребенка, даже еще не родившегося, неужели ты этого не понимаешь?!

– Тем не менее…

– Она водила тебя за нос. Подсунула ложный тест.

– Нет! – Он вздрогнул. – Это просто ошибка! Ложная беременность!

– Ну, думай так.

– Ты подпишешь документы?

– Да. Но в обмен я хочу выйти на свободу. Пусть временно, но я не желаю томиться здесь в ожидании суда. Я в курсе, что следствие может затянуться надолго. На месяцы, а то и на годы. В тюрьме я, похоже, еще насижусь. И мне хочется погулять напоследок.

– Ты подпишешь все документы?

– Я же сказала, да!

– И больше не будешь пытаться мне навредить?

– Да живи ты как хочешь… Мне интересно, Иван, а кому ты теперь оставишь свои миллионы? Найдешь новую Анжелу?

– Все женщины одинаковы, – размеренно сказал он. – Я больше никогда не женюсь.

– Неужели составишь завещание в пользу нашей собаки? А как ты меня ругал! Выходит, мысль не такая уж и глупая? А?

Он молчал.

– Перечислишь деньги в благотворительный фонд? Не верю!

– Тебя это не должно волновать, – сказал наконец муж. – Наши пути скоро разойдутся. И мы вряд ли еще увидимся.

– Это точно. Пока я отбываю срок, ты помрешь.

– Я могу сделать так, что ты никогда не выйдешь на свободу.

– Так вот она, твоя месть! Тогда зачем, скажи, ты даешь мне глоток свежего воздуха? Зачем это освобождение под залог?

– Это сделка.

– А… Теперь поняла. Ты же бизнесмен! Торгаш! Простая привычка: надо что-нибудь дать, чтобы взамен получить что-то. Ты все еще меня побаиваешься. Тебе, Иван, нужна моя подпись. Ты лукавишь. И ты пришел торговаться. Я бы и так дала тебе развод. Потому что я хоть и чудовище, но чувствую свою вину.

– Значит, тебе не нужен мой адвокат? – обрадовался он.