И там, в коридоре, Лидка страстно бросилась на грудь к Рудольфу, плечи ее затряслись в скупых девичьих рыданиях, пирожки размякли и сделались тяжелыми, как будто в них налили повидло.

– …Бесполезно, – прошептал Рудик Неволину. – Его ничто не задобрит.

– План игрек, – сказал сам себе дознаватель. – Белые начинают и проигрывают.

– Знаешь, я не люблю гражданской войны, – рассвирепел Рудольф Валентинович. – Особенно по телевизору. Белые начинают, красные начинают… Сколько можно?

Василий Карлович задумчиво посмотрел на кисть своей руки, на которой было выколото ласковое слово «Вася».

– Что делать мне, Вася? – спросил он свою руку.

– Можешь солить огурцы, – ответила ему рука. – Бери из теплицы мелкие, которые невозможно раскусить. Клади в банку чеснок, соль, лавровый лист и заливай колодезной водой…

– Да я не об этом! – вспылил дознаватель. – Что делать мне с подследственным?

– Кончай его, – сказала ласковая рука. – Но только культурно. Чтоб не сильно мучился. Иначе он всех вас достанет.

Василий Карлович нахмурился и пустил лоб складками. В том, что посоветовала ему рука, была, конечно, своя правда. Но истины в этом не было. Смысл был, а сути не наблюдалось. Точнее, суть была, а истинный смысл парил где-то в небе и перекликался с невидимой правдой. Короче, дознаватель совершенно запутался в существительных, и звериная тоска, вышедшая из сердца, начала разрывать его логическое мышление.

– Можешь ты его наколоть какой-нибудь гадостью и вырубить хотя бы на несколько часов? – спросил Неволин у Рудольфа Валентиновича.

– Вполне. А что потом?

– А потом для него никогда не наступит…

1

Скорая помощь с логотипом «Ламборгини» неслась по улицам Орлеана.

Ветераны, встречавшиеся на пути, провожали ее тоскливыми взглядами, в которых можно было прочесть сентенцию Германна из «Пиковой дамы»: «Сегодня ты, а завтра я…» А молодые, веря в свое бессмертие, вообще не удостаивали скорую вниманием, потому что рассчитывали в голове цену продвинутого мобильного телефона, который необходимо было купить, чтобы послать с него Богу выразительный смайлик.

«Ламборгини» миновал улицу Дружбы, выехал на косогор и медленно, переваливаясь через кочки, подкатил к цирку шапито.

Остановился у черного хода. Из двери с красным крестом вылез белый Неволин и быстрым шагом прошел за кулисы.

В гримерной дядя Боря Амаретто пытался разрезать ножом копченую курицу, которую купил в киоске напротив. Через час должно было начаться представление, и иллюзионист никогда не выступал перед зрителями голодным, потому что работа его была нервной.

И для того чтобы выполнить ее, нужно было питание, витамины и амфитамины. Однако курица, которую ему только что всучили, была похожа на ластик, ее нельзя было разрезать, но ею можно было стирать. Дядя Боря, проверяя это подозреваемое им качество, даже написал мелом на черной доске, стоявшей в гримерной, первое слово, которое пришло ему на ум: «Гальванопластика». Поднес к доске курицу и легко стер написанное подкопченной тушкой.

Но после этого курица, почувствовав свое унижение, будто бы ожила и вырвалась из рук иллюзиониста. Она ускакала сначала на стол, потом свалилась вниз и отбежала на обрубленных лапках в угол, оскалившись и наблюдая за дядей Борей всем своим усеченным телом.

В гримерную вошел Василий Карлович Неволин. Молча подал дяде Боре руку. Тот хотел ее пожать, но дознаватель отдернул, потому что не хотел мараться и здороваться с каждым встречным за руку.

Поглядел на курицу, лежавшую на полу, ударил по ней ногой и сел на специальный коврик, на котором дядя Боря творил намаз.

– Мы сделали экспертизу крови, собранной на твоей арене.

– Слава Аллаху, – обрадовался иллюзионист словам гостя, – теперь, конечно, с меня сняты все подозрения.

– Это штаны сняты, – возразил Неволин. – Но подозрения остались. Кровь оказалась человеческой.

– Вот как… Фу, – и дядя Боря вытер испарину со лба. – Ума не приложу, как она там оказалась. У меня мозг отлетает от ваших слов.

– И у меня отлетает. Более того, группа крови совпадает с группой крови гражданки Битюцких Надежды Савельевны. Думаю, что вопрос ясен.

– Ясен… А как же… А как же подробная генетическая экспертиза? – взволновался иллюзионист. – Без нее суд не поверит доводам обвинения.

В это время в кармане у Василия Карловича зазвонил мобильный.

– Балашов на связи, – раздался в трубке голос напарника, который наблюдал на стройке за следственным экспериментом. – В поставленном кресле появился целлофановый пакет.

– Откуда он взялся? – не понял Неволин.

– А черт его знает. Наверное, ветер принес.

– Приобщи пакет к делу и наблюдай дальше. Конец связи. – И дознаватель вырубил свой телефон. – Так о чем мы говорили? – пробормотал он растерянно, потому что не мог собрать в кулак разбегающиеся мысли.

– О подробной генетической экспертизе, – напомнил иллюзионист.

– Ишь чего захотел, старый хряк, – пробормотал душевно Василий Карлович. – Такую экспертизу делают только в Москве. На это уйдет несколько месяцев, и ты все это время будешь здесь перепиливать людей? На свободе? Собирая полные залы и щурясь, как жирный кот, от полученного удовольствия?

– Да… То есть нет… Не арестовывайте меня, гражданин начальник! Очень прошу!.. – вдруг взмолился иллюзионист, потеряв за секунду всю свою харизму. – Я еще вам пригожусь.

– Пригожусь… – повторил Неволин вслед за ним, думая о чем-то своем. – А чем ты пригодишься, скажи?

Дядя Боря потерянно молчал.

– Разве что перепилить нужного мне человека? – произнес дознаватель предположительным тоном.

Иллюзионист кинул на него быстрый взгляд.

Достал из угла гримерной поруганную курицу, обтер ее о свой халат и заглянул в разрезанный живот.

– Раньше в животе были потроха, – сообщил он. – В специальном целлофановом мешочке. Они были очень вкусные, эти потроха. А теперь ничего нет… Почему?

– В каком смысле?

– А в том, что здесь дилемма. Или из куриц их вынимают, или они родятся и живут без потрохов. Ваш ответ?

– Второе, – выбрал дознаватель.

– Значит, полые изнутри? – потребовал уточнения дядя Боря, сверля Неволина испытующим взглядом.

– Так же, как и люди.

– Большая ли масса тела? – спросил вдруг шепотом иллюзионист.

И Василий Карлович понял: поплавок пошел на дно. Удилище выгнулось радугой и потянуло самого рыбака в ледяную воду продуманного злодеяния.

– Если масса курицы, то не очень. А если человека, то много больше, – ответил осторожно Василий Карлович.