Лицо Меш’ара не дрогнуло, когда он ровным голосом произнес:

— Увы, доктор, лечить некого.

Генетик Кшеола Ом нахмурился и немного неуверенно предложил:

— Давайте попробуем изучить биологический материал на предмет наличия тех или иных уязвимых мутаций…

В этот момент его перебил раздраженный Башаров:

— Вы забываете, там только детрит, что в принципе исключает возможность любых клинических исследований на данном этапе.

— Господа, вы, верно, не совсем поняли, — спокойно прервал Меш’ар начинающийся научный спор. — У нас нет и пока не предвидится никаких образцов. Только то, что нам переслали виртуально. Розовая убивает все живое, заражает и разрушает неживое. Ее в принципе нереально было предоставить вам в качестве образца.

Башаров встал, засунул руки в карманы и, пожав плечами, флегматично заметил:

— Тогда мы должны работать с тем, что имеем.

— Что вы имеете в виду, профессор? — взволнованно спросил Кшеола. — Кроме уже полученных данных, ничего нового у нас фактически нет.

— Ну почему же? У нас есть куча прекрасных биообразцов, которые сидят перед нами. Еще совсем свеженькие… — Башаров весело обвел нас рукой.

— Профессор, сейчас не время для шуток, — сильнее раздражаясь, заявил ашранец.

— А кто вам сказал, что я шучу? Во-первых, предлагаю изъять у каждого из участвующих в этой кампании биообразцы исходных тканей для последующего сравнения патоморфоза после возвращения на базу. Если нам конечно же повезет вернуться. Либо это останется в наследство новой группе для последующего сравнительного анализа. Мы должны учитывать печальный опыт коллег из предыдущих миссий.

— Хорошая мысль, а во-вторых? — включился в разговор Кристиан Зельдман.

— Во-вторых, нужно срочно заняться изучением литературных данных о патоморфологических, иммунологических, генетических и физиологических особенностях различных рас в связи с отсутствием влияния розовой дряни на представителя расы х’шанцев. В меня вселяет надежду этот факт. Он-то выжил… каким-то образом.

Цитранец взволнованно подскочил со своего места:

— Вы считаете, что на основе теории о генетической чистоте эволюции Вселенной можно найти средство борьбы с этой… заразой?

— Мы должны хвататься за любую соломинку, даже если ее кто-то уже пожевал, — продолжал «веселиться» Башаров.

Кшеола оживился, его раздражение как ветром сдуло:

— Тогда нужно в целом расширить анализ, добавив вероятность синтеза защитных антител в борьбе с розовой. Еще эволюционную модификацию в системах иммунитета. Я бы еще затронул роль эволюционно «молодых» генетических структур людей разных планет. И смесков разных рас…

Я внимательно слушала более опытных старших коллег, но после замечания Кшеолы одна мысль заставила меня включиться в обсуждение:

— Я так понимаю, это были военные корабли. А на них присутствовали женщины?

Все посмотрели на меня. Лейс — с нескрываемым интересом и знакомо наклонив голову к плечу, прежде чем ответить:

— По данным картотеки, нет. И в спасательной миссии женщин тоже не было.

— Тогда я однозначно провела бы дополнительный сравнительный анализ не только по расовому, но и по гендерному признаку. А еще любопытны изменения законов клеточного слияния генетически чужеродных жидкостей мужчины и женщины.

— Стесняюсь спросить, а с кем вы планируете сливаться? — несколько заискивающе пошутил Башаров.

Не знаю почему, но в этот момент я невольно бросила взгляд на Лейса и, наверное, покраснела.

— Господа, давайте сохранять рабочую атмосферу, — призвал нас к порядку инфекционист.

— Я планирую слиться с данными научных источников, — мрачно буркнула и поспешила добавить: — Важны показатели иммуногенетической стабильности или нестабильности слитых клеточных жидкостей мужчины и женщины.

Зельдман, кряхтя, выбрался из кресла и на правах самого старого члена группы заявил:

— На этом предлагаю закончить обсуждение. Нам предоставили большой объем информации, требующей осмысления и анализа. Нужно все просмотреть, а затем уже выносить что-либо на обсуждение. Пока у нас лишь записи без данных.

Все были с ним согласны. Ученые, как и я, не торопясь покинули зал. Каждому из нас выделили сопровождающего для демонстрации личной лаборатории, затем я отправилась в свою каюту.

* * *

Пока я раскладывала свои вещи в шкафу, деактивировала нанатон и принимала душ, неторопливо обдумывала вопросы, которые никто не успел задать руководителю миссии. Затем надела обычный брючный, зеленого цвета костюм с белой футболкой — наряд и в пир, и в мир, — расчесала подсохшие волосы, распустив их по плечам, и задумалась о дальнейших планах. Но выбрать, что лучше — сходить поужинать, а потом в лабораторию или же немного отдохнуть, прежде чем приступать к работе, — не успела. Раздался сигнал от двери.

Сердце пропустило удар, словно я уже знала, кто там, и предвкушала встречу. Даже больше — мечтала о ней! Так и есть — высокий, поджарый Лейс стоял, расставив ноги и заложив руки за спину, словно капитан морского судна. И нечитаемым взглядом смотрел на меня сверху вниз.

— Я могу войти?

— Да, конечно, — смутилась я и отступила в сторону, пропуская гостя.

Дверь с едва слышным шипением отрезала нас от внешнего мира, оставив наедине. Сколько раз я представляла этот момент нашей будущей встречи. Не счесть! Сначала — в детских наивных мечтах, потом, став подростком, прибавляла романтизма воображаемой встрече, но оказалось, мы оба не узнали друг друга с первого взгляда. Нам потребовались другие знаки, и я не думала, что почувствую себя скованно, неуверенно и неловко.

— Ты сильно изменился за пятнадцать лет, Лейс. Можно я буду называть тебя по имени? — робко улыбнулась, посмотрев ему в глаза. — Изменился настолько, что я с трудом узнала тебя. — Я говорила медленно, подбирая слова. — Мне кажется, ты вырос, еще больше раздался в плечах.

— Это закономерно, — мягко усмехнулся он.

— Ты прав, — кивнула я. Быстро облизала пересохшие губы и поделилась: — Знаешь, в первый момент я вспомнила твоего отца. Ты на него теперь очень похож. А уж потом догадалась, кто передо мной.

— Дед и бабушка часто говорят, что я вылитый отец. — В его улыбке и в голосе появилась грусть.

— Ты нашел родственников? — с невероятным облегчением и радостью воскликнула я.

И удивилась, потому что Лейс неожиданно помрачнел:

— Ты ничего не знаешь? Неужели твои родители ничего не говорили обо мне? О том, как все было… дальше?

У меня грудь сдавило от плохих предчувствий и неясного страха.

— Нет, — покачала головой и попросила: — Расскажи мне, пожалуйста.