Господи, он хотел, чтобы она позволила ему. Она была самым прекрасным созданием, какое он когда-либо видел, с пистолетом в руке, уверенностью, легкостью и силой в каждом изгибе тела. Королева-воительница, яростная защитница, женщина, врагом которой вы не захотите стать.

Грейс разочарованно вздохнула, но затем сменила позу и снова погрузилась в безупречное состояние готовности. Она помедлила несколько секунд, подышала, сосредотачиваясь. Пока она стреляла, он не смотрел на ее руки, но не сводил взгляда с ее лица. Три безупречных попадания в голову. Ее рот изогнулся в ликующей усмешке.

– Да ты прирожденный стрелок, – сказал Гэвин и развернулся к своей мишени. Он стрелял быстро, мускульная память пела в его теле, словно старый друг.

– Именно так говорили мои инструкторы, – надменно пояснила Грейс и еще раз сменила мишени. – Решающий раунд, – добавила она.

Она стреляла превосходно. Выстрелы – один лучше другого – легли чисто, тесной группой. Их сложно было побить.

– Я должен признаться, – сказал Гэвин; он не смог сдержать улыбки, когда она нахмурилась в недоумении. Он переложил пистолет в другую руку. – На самом деле я левша.

Он едва взглянул на мишень, прежде чем нажать на курок. Четыре быстрых коротких выстрела, и звук эхом отдался у него в ушах. Он нажал на кнопку, чтобы приблизить мишень, и Грейс подошла ближе, чтобы взглянуть.

Там было всего одно отверстие, прямо в центре головы. Каждая пуля прошла сквозь него, словно булавка, едва надорвав края бумаги.

Он победил.

Грейс неодобрительно скривила рот, и, боже, ей бы стоило перестать так делать, или же он…

Она уперла руки в бока и заглянула ему прямо в глаза.

– Подлый, – произнесла она, и его губы изогнулись, потому что впервые она сказала это с одобрением – пускай и неохотно.

– Это ты так говоришь.

– Это была грязная игра, – и от того, как прозвучал ее голос, у него напрягся живот, его пальцы дернулись, отчаянно желая прикоснуться к ней.

Он нагнул голову – она была высока для женщины, особенно на каблуках, но он был выше большинства мужчин. Ее взгляд метнулся вверх, к его глазам, затем вниз и задержался на его губах.

– Тебе это нравится, – сказал он.

Ему столького хотелось в то мгновение, он чувствовал, будто его разрывает на дюжину частей. Ему хотелось поцеловать ее, крепко, и яростно, и страстно. Ему хотелось отвезти ее домой, и уложить к себе в постель со стаканом виски, и сказать, что все будет хорошо, и затем как-нибудь устроить, чтобы так оно и было. Ему хотелось упасть на колени и задрать ее юбку и показать ей, насколько развратным и бесстыдным он может быть.

– Может и так, – ответила она и немного распрямилась, так что ее грудь задела его, лишь слегка. Она улыбнулась, услышав, как он порывисто втянул воздух. – И что ты собираешься делать?

После секундного замешательства он наклонился вперед, так близко, что почувствовал ее дыхание на своих губах. Вместо того чтобы закрыть глаза, она продолжала смотреть на него, и это возбуждало еще сильнее – что она не отвела взгляд, бросая ему вызов: сделает ли он то, чего они оба так желали? Он поднял руку, положил на ее щеку и провел большим пальцем по соблазнительной нижней губе, все еще красной от помады.

– Я отвезу тебя домой, – сказал он. – И я удостоверюсь, что ты в безопасности. Потому что я победил.

Она чуть вздохнула, почти усмехнулась.

– Едва ли, – сказала она, и он отступил назад, его нутро заныло, когда он отстранялся, увеличивая расстояние между ними. Он не мог поцеловать ее здесь. Если он поцелует ее сейчас, то не сможет остановиться. Здесь повсюду камеры. А он не собирался шутить с ее репутацией.

– Ты переносишь вес на левую ногу, – сказал он, готовый, что она начнет протестовать, или закатит глаза, или станет отпираться.

Но вместо этого она кивнула.

– Я знаю, – сказала она. – На втором году службы меня подстрелили. Правое бедро. Когда нервничаю, я припадаю на левую ногу.

– В тебя стреляли? – слова прозвучали намного более встревоженно, чем ему хотелось. Но одна мысль о том, что кто-то повредил ее кожу, причинил ей боль, пролил ее кровь…

Ему хотелось убить их. Немедленно. Нестерпимо.

– Это было много лет назад, – ответила она, взяв пистолет и убирая его в кобуру. – Преступник вроде как похитил меня.

– Грейс, невозможно «вроде как похитить» кого-то.

– Ладно… он напал на меня, – сказала она коротко, когда они выходили со стрельбища. – Вырубил меня. Но Мэгги вытащила меня до того, как я истекла кровью.

– Твоя подруга, специалист по переговорам с похитителями?

Грейс кивнула. Они вошли в лифт.

– Так значит, – он медленно выговаривал слова, не уверенный, стоит ли задавать этот вопрос, – когда ты сказала, что не понаслышке знаешь, что такое ПТСР…

– Мне пришлось справляться с достаточным количеством травм после того дела, – сказала она. – Скрывать это, замалчивать? От этого никому не станет лучше. Делать тайну из того, через что прошли столь многие из нас, – неразумно: это лишь наносит вред. А нам необходимо быть здоровыми физически и психически, чтобы защитить людей, которые нуждаются в этом.

Ему стало любопытно, понимает ли она, насколько она храбрая, есть ли у нее хотя бы отдаленное представление о том, чего стоит некоторым людям всего лишь признать, что им нужна помощь, не говоря уже о том, чтобы попросить о ней или использовать собственный опыт и употребить его на благие цели.

– Ты так странно смотришь на меня, – тихо сказала она.

– Ты красивая, – ответил он, потому что ее смелость и страстность вызвали в нем желание быть предельно искренним с ней. – То есть ты должна знать об этом.

– Я знаю, – сказала она, и в любое другое время эта сухая констатация факта вызвала бы у него улыбку. Она слышала это сотни раз, он был уверен. Всю ее жизнь мужчины говорили, что она красива, и она была достаточно умна, чтобы понимать, что значит ее красота, как она меняет восприятие людей в лучшую или худшую сторону.

– Но вот здесь. – Он надавил пальцами на ее ключицу, его ладонь легла на ее грудь, против ее сердца. Он дотронулся до ее лба, следуя за изящным изгибом брови. – И здесь, – его пальцы легко коснулись ее виска. – Куда более волнующая.

И вот тогда Грейс, верная себе, чертовски сильно удивила его. Потому что вместо того, чтобы поднять его на смех, уйти или отшутиться, она откинула голову назад и поцеловала его.

Она поцеловала его потому, что прошла вечность с тех пор, как кому-то удавалось одурачить ее, и годы с тех пор, как кто-то побеждал ее в стрельбе.

Она поцеловала его из-за морщинок вокруг глаз и поддразнивания в улыбке, из-за того, что ее мягкая кожа еще помнила, как восхитительны были прикосновения его мозолистых рук.