Отстраняюсь на безопасное расстояние, пока меня не замотали в бинты и в мумию не превратили.

— Привет — машу, выдавливая улыбку — пропустишь?

Лина отходит в сторону, я прошмыгиваю мимо и несусь в ванную. После улицы нужно мыть руки, так ведь?

Разговора не избежать, поэтому возвращаюсь в прихожую, вешаю пальто на крючок и иду на кухню. Меня уже ждут: кружка чая, покупное печенье и любимая рыжая тётя с пытливым взглядом серых глаз.

— Ну? — коротко, но ёмко.

— Там Стас у подъезда был — зачем отпираться если она могла его в окно увидеть — Кое как улизнула, боялась, что папа с ним столкнётся.

Лина громко отхлёбывает чай и смотрит выжидательно. Взгляд такой, словно она на сеансе остросюжетной мелодрамы.

— Может стоит с ним поговорить? — поступает неожиданное предложение от моей непредсказуемой родственницы.

— А что это даст? Неужели за неделю человек может измениться?

Мы сидим молча некоторое время, тётя делает глубокий вдох и говорит, глядя в окно.

— Я не знаю, что у вас произошло, но одно могу сказать точно: иногда людям нужно просто разговаривать.

Кажется, она сейчас это вовсе не мне говорит, а себя в чём-то убеждает. В нашем случае разговоры бессильны, этого, итак, было предостаточно. И даже любовь была, хотя почему была, она и есть. Но только с одной стороны. Моей.

Стас.

— Братан, ты чего такой контуженый? — друзья обступили и треплют меня за плечи. Сил нет даже грабли их с себя стряхнуть. Последние несколько ночей почти не сплю, а когда всё же удаётся провалиться в тревожную дремоту как назло видится Яна с каким-то кренделем белобрысым. Оказывается он её ещё и в колледж сегодня подвозил, извозчик блин.

До сих пор недоумеваю, где она его откопала? И спросить у неё не удалось, отшила сразу, цветы даже не взяла. Как была странной, такой и осталась, только теперь ещё и колючки во все стороны выпустила. А самое больное, это осознавать, что поведение Яны — результат моей подлости. Мне было так спокойно и уютно в обществе маленького воробышка, но я не осознавал и не ценил своего счастья. Теперь же всё время такое ощущение, что кто-то вооружился газовой горелкой и внутренности мои старательно выжигает. Может это состояние и называют муками совести? Только раньше я с лёгкостью справлялся с такими чувствами, считая их помехой нормальной жизни молодого человека. А теперь вот думаю, что оно есть — нормальная жизнь? Видеть, как девушка, которая тебе не безразлична, уходит с другим парнем? Я же ведь каждый день теперь приезжаю к дому Яны, а она на выходных вообще не появлялась. Потом узнал от её тётки, что она к родителям уехала. Через неё и куртку передал, спрятав в кармане пояс от платья. Меня она вряд ли в ближайшее время к себе подпустит. Зато в колледж все дни ходит исправно, будто и не переживала вовсе. Только вот опухшие красные глаза выдавали её истинное состояние. Да, я просил Сидорова следить за ней, сам подходить боялся. Зато Ник в красках описывал, что Яна делает и как выглядит.

— Стас? — крик Влада возле уха выдергивает меня из воспоминаний и прерывает попытки самобичевания — Ты в себе вообще?

Хмурюсь и окидываю друзей взглядом, словно впервые вижу.

— Да нормально все, угомонитесь уже.

— Воу, воу — Сидоров тычет пальцем в мою сторону и обращается к Воронцову — а рядом с ним точно безопасно находиться?

Я сжимаю кулаки до хруста, весельчак сразу отскакивает на безопасное расстояние, ржёт на весь колледж.

— Ладно, не злись, я же просто пошутил — оправдывается друг, но смеяться продолжает.

Тоже мне, юморист выискался.

— Я вам чё, клоун что-ли? — рычу на двоих идиотов, хватаю с подоконника рюкзак и иду на улицу. Пофиг на пары, я или нагрублю так кому, или вообще поприбиваю всех. Поеду лучше куда-нибудь.

Парни что-то говорят мне вслед, но я их не слушаю. Ради их же безопасности.

На выходе сталкиваюсь с одногруппницей Яны, Катей Мироновой. Сидоров докладывал, что девушки стали подругами. В голову забирается интересная идея, но на раздумия времени нет, значит надо действовать.

— Миронова — хватаю девушку за руку.

Она смотрит испуганными тёмными глазами, пытается вырваться.

— Поговорить надо — тяну её подальше от центрального входа и любопытных глаз.

Девушка упирается, взгляд такой, что я уже труп. Шипит на меня, словно ужалит сейчас. М-да, походу такая же, как и подруга — не от мира сего. Жаль что я так и не научился общаться с тихонями.

— Ну подожди — упрашиваю девчонку — это Яны касается. Пожалуйста…

Медленно отпускаю руку в надежде, что девушка не сбежит. Другого выхода у меня нет, потому что удерживать силой бесполезно. Ничего ведь тогда не расскажет.

— Чего тебе, Гронский? — спрашивает строго, с таким голосом ей в коллекторы надо, а не в кондитеры.

— Ага, значит знаешь кто я. Подружка рассказывала? — пытаюсь поймать волну для разговора.

— Тебе какое дело? Говори, что хотел — бросает взгляд на настенные цифровые часы — у тебя минута.

Ого, нет, не такая, как моя Яночка. Жёсткая какая-то слишком, моя девочка всегда такая нежная и мягкая была… Так, я опять уплываю на лодке воспоминаний, Стас приди в себя, не будь тряпкой! Пока буду раскисать, единственный источник наиболее достоверной информации сбежит сверкая пятками.

— Кто этот чувак, который Яну в колледж привёз? — раз время ограничено, значит надо сразу в лоб спрашивать то, что волнует сильнее всего.

Миронова смотрит так, будто перед ней не красавчик в сто восемьдесят с лишним сантиметров стоит, а таракан какой, ещё и рыжий, наверное.

— Ты в своём уме? Ты не видишь что я только в здание вошла? — крутит пальцем у виска — откуда мне знать?

Не говоря ни слова рукой указывает на часы и уходит прочь. Поговорили, называется, нечего сказать. Какая непробиваемая особа, надеюсь Яна от неё не опылится, иначе мне вообще тогда ничего не светит.

Ни с чем ухожу из колледжа, отпрашиваться не собираюсь, много чести. Помимо того, что фирма моего отца занимается охраной колледжа, так он ещё и спонсирует эту шарашкину кортору. Поэтому считаю, что имею полное право самостоятельно решать, когда у меня заканчиваются занятия.

В голове одну за другой перебираю идеи куда отправиться залечивать раны душевные. Перебираю и тут же отбрасывает. Для бара рановато, друзья на парах маринуются, домой — мама пирожки печёт. Увидит меня, кормить начнёт, а там и до пыток недалеко. Придётся рассказывать, как с бедной девушкой поступил. У мамы удивительная способность вытаскивать из людей правду с помощью домашней выпечки. Вроде сидишь, ешь пирожное и не замечаешь как уже все тайны выложил. А ещё она — сам образец женской солидарности, вряд ли удастся потом целым уйти от жаждущей справедливости родительницы.