До авиабазы тут было всего ничего. При дрессировке кубинцев и аргентинских специалистов «захват» и «сопровождение» отрабатывали на взлетающих и садящихся «борта́х» – от истребительной авиации… до транспортных С-130, что отправлялись к Фолклендам.

Были все основания полагать, что вскоре и их батарею по завершению подготовки отправят туда же. Домыслы эти строились в основном на данных, полученных с непосредственных мест боевых действий, из разговоров с очевидцами (к батарее прикомандировали двух аргентинцев-ветеранов, успевших повоевать).

Параметры «Осы» по высоте наиболее подходили для борьбы с той авиацией, что донимала аргентинские войска на островном плацдарме. Дальние «Вулканы» за бестолковостью своих высотных бомбометаний уже давно в небе не появлялись. А вот геликоптеры англичан и особенно их страшилки «черная смерть» – «Харриеры» – летали не выше пяти тысяч метров[48]. Цели как раз для «Осы».

Однако ходили и другие слухи – что батарею так и закрепят за авиабазой.

«Получается, что нас и не собираются посылать на эти самые Фолкленды… “и подвиг свой не совершу”. Иначе говоря, “боевых” и, что неплохо бы, сбитых не будет? Вот досада-то…»

А на следующий день прилетел полковник из штаба советской миссии с приказом: «Готовить батарею к переброске в зону боевых действий».

Москва. Терентьев

Распорядок дня по определению не чета флотскому – время можно было вымерить тютелька в тютельку, успев и с утренней прогулкой и с неприхотливым завтраком.

И район, где находилась его служебная квартира, Терентьеву нравился – минуты и ты на Фрунзенской набережной (естественно, ребята из «наружки» неизменно паслись в стороне).

Сначала просто нравилось пройтись, нагулять интерес к утреннему перекусу, останавливаясь поглядеть на ранних «пташек» – рыбаков, что нет-нет да и выдергивали бьющий хвостами улов, иногда перекинувшись парой слов: «Ого!», народ порой тянул таких «кабанчиков» – любо-дорого! Публика самобытная и своеобразная… появились даже «знакомые» дедки.

Потом вообще решил: «А чего бы не заняться пробежками?»

Правда, парк Горького, напротив через реку, был предпочтительней… поэтому, как правило, переходил через Крымский мост и уж там – по Пушкинскому променаду, по прибранным или усыпанным листвой аллейкам.

* * *

С утра на столицу опустился туман. Его привлекла река, что, петляя, тянула свои спокойные воды через весь город. Он обволакивал московские многоэтажки бледной дымкой, плотно окутал саваном кремлевские башни… и когда всплакнувшее бабье лето, наконец, разогнало лучами солнца его остатки, влажно блестящие древние стены и мостовые почти как в песне красило «нежным цветом».

Москва восьмидесятых не знала дорожных пробок, не надо было рассчитывать, подгадывать заранее – постоянно пасущаяся «гэбэшная» «Волга» всегда вовремя успевала к назначенному часу, привозя его на так называемое «место работы».

Каждое утро, за редкими выходными, автомобиль мягко подкатывал к КПП Боровицких ворот… Подавая документы, стекла дверей необходимо было полностью опустить.

Он все еще значится капитаном 1-го ранга, под своей фамилией, но неизменно по гражданке, морская форма давно покоится на вешалке в шкафу.

Бдительный офицер проверяет пропуск, сличает оригинал с фотографией. Звучит вежливое разрешение, и машина въезжает в арку.

Вид на внутренний двор Кремля с самого начала неожиданно и по сию пору вызывал скорей подобострастное впечатление – центр власти, ощущение величия государства.

СССР еще в силе, это вам не какая-то там…

А его, Терентьева, все же подключили к спецколлективу – экспертная группа, работающая под «крышей» одного из управлений КГБ, получившего свою отдельную литеру «Х» (наверное, от слова «Хроно»), размещалась в особой зоне, в крепко охраняемых и блокируемых помещениях секретариата на третьем этаже.

Здесь же случалось видеть особиста-лейтенанта с «Петра», что появлялся «на третьем этаже» явочным порядком, редко задерживаясь, что намекало о существовании отдела «над» и что лейтенант высоко взлетел. А и видно – заматерел, приосанился, обрел некую борзость, но с бывшим командиром держался подчеркнуто почтительно.

«Работа» у Терентьева в подразделении «Х», конечно, была не бей лежачего – просто высказывать свое мнение согласно взгляду человека из задвухтысячной России на те или иные бытующие в его время моменты: частности и обыденности, законы и безобразия, политические реалии и реализации «демократического» будущего. Как и на всяческих деятелей от политики… включая иностранных. Иногда это даже доставляло глумливо-мстительное удовольствие:

– Этого Чубайса ненавидит вся страна. На него вроде бы даже покушение устраивали неравнодушные компетентные товарищи… А он, упырь, все равно на плаву. Такое впечатление, что сама власть его и покрывает, точно он владеет страховкой какого-то компромата. А ведь по всем показателям очень уж похож на цэрэушного агента влияния.

По сути, в отношении Чубайса Терентьев руководствовался «статейками понаслышке», где журналистская конспирологическая мысль причисляла «рыжего экономиста» к некой особой группе реформаторов, курируемой КГБ и едва ли не лично Андроповым. Наверняка что-то подобное (информационно) перепало и сюда. И вполне вероятно, соответствовало истине.

Иначе с чего бы его спрашивали об этом умасленном прохиндее.

* * *

Сегодня состоялась вторая встреча с Андроповым.

Опекающий его капитан – «просто Вова» мало того что не предупредил, так еще и с вечера (завтра типа воскресенье – выходной) притащил две бутылки импортного «мартеля» – выдержанного, жесткого коньяка, который сегодня отвратно и бесконечно (несмотря на литр высосанной воды) сушил ротоглотку.

И признаться, мыслишка в болезную с утра голову закралась: «Уж не специально ли Вован, капитан ли нет, но однозначно аккредитованный выше своих капитанских звезд, устроил эту выпивку?»

Поднялись по лестнице на пятый этаж. Отметившись спецпропусками на дополнительном посту охраны, немного поторчали в приемной, где дежурный секретарь располагался не за обычным столом, а за высокой деревянной стойкой. Наконец что-то там у него на коммутаторе пикнуло, и, оставив куратора, Терентьев, борясь с похмельной мутью, единолично вошел в кабинет генерального секретаря.

Думал, что Андропов будет «пытать» каверзными вопросами, но тот отделался общими настроениями «гостя из будущего», сам оставаясь совершенно безэмоциональным. И лишь на грани завершения беседы, склонив голову и взирая сквозь очки совиным взглядом, допустил некий сарказм:

– Ну что… жертвы сенсационных разоблачений? Это я о вашем постсоветском поколении. Стоит ли так верить всему, что обо мне пишут нечистоплотные писаки? И?.. По-вашему, я похож на человека, который рубит под собой сук? И непременно желает разрушить столь долго создаваемую общность социальной справедливости и сам Советский Союз?