Сопоставление сочинений Местра с содержанием «Проекта», несмотря на отмеченные различия, позволяет отнести их к единому идейному пространству. Автором «Проекта» не мог быть кто-то из екатерининских вельмож, хотя о царствовании Екатерины II говорится с одобрением как о времени побед и успехов, а Александру I с упреком припоминается его «торжественное обещание управлять по законам и сердцу августейшей бабки Вашей». В «Проекте» восхваляется деятельность Негласного комитета и либеральные реформы, с которых Александр начал свое царствование. Оказавшиеся в этот момент не у дел екатерининские зубры в штыки встретили нововведения первых лет царствования молодого царя, а Негласный комитет окрестили «якобинской шайкой».

Не мог быть автором «Проекта» и Н. М. Карамзин. В написанной им спустя 2–3 года записке «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» осуждается вся реформаторская деятельность царя, начиная с Негласного комитета и кончая реформами М. М. Сперанского. Если допустить, что «Проект» написан кем-то из членов Негласного комитета, например А. Чарторыйским, то и здесь возникают вполне определенные сомнения. В слишком безапелляционном тоне написан документ, и слишком серьезные упреки бросаются в адрес царя. Члены Негласного комитета не могли обладать такой гражданской смелостью. Для этого они были чересчур зависимы. Если кто-то из них даже и думал именно так, он вряд ли посмел бы столь громко об этом заявить и уж, во всяком случае, не рискнул бы широко распространять свое произведение. Александр I приучил этих людей к келейности. Гласность была не в их правилах.

Автор, скорее всего, человек молодой. На это указывает сочувствие либеральным преобразованиям, а также отмеченная Н. М. Дружининым некоторая незрелость «Проекта». Действительно, политические идеи в сознании автора еще окончательно не выкристаллизовались. Явное стремление к европеизации и либерализации соседствует с гневным протестом против иноземного влияния. Хорошая осведомленность в государственных делах вскрывает в авторе не только человека, близкого к правительственным сферам, но и много размышлявшего над судьбами страны. Молодому возрасту автора может противоречить его пристрастие к екатерининской эпохе, которую он вряд ли мог помнить. Но если допустить, что с Екатериной II связаны какие-то предания в его семье, то это противоречие легко устраняется.

Смелость, с которой автор обращается к монарху, говорит о том, что это человек независимый и свободолюбивый и, видимо, привыкший первенствовать в своей среде. Это скорее офицер, чем чиновник. Наличие списка в Кавалергардском полку частично подтверждает это предположение. И наконец, последнее обстоятельство, в свое время указанное Н. М. Дружининым, – связь «Проекта» с будущим Орденом русских рыцарей. Сочетание либерализма и аристократизма перебрасывает мостик от аристократической оппозиции предвоенных лет к ранним декабристским организациям. Пока автор для спасения страны предлагает монарху опереться «на совершенные сии столпы Вашей империи, на сие дворянство, которое не требует другого преимущества, как проливать свою кровь за Отечество, признавать покровителя своего в своем же государе и быть удостоенным его доверенностью; в сей-то взаимной доверенности государя к дворянству и дворянства к своему государю Вы найдете способы дать нам правление сосредоточенное и совокупное, которого члены были бы оживлены тем же духом и труды бы их устремлены к одной цели»[293]. Горячий патриотизм, выраженный автором «Проекта», не оставляет сомнения в том, что он уверен: если царь не пожелает спасти страну, опираясь на дворянство, дворянство само возьмет на себя дело спасения Отечества. Отсюда открывается путь к тайному обществу.

Суммируя все сказанное, можно заключить, что автор «Проекта» – молодой офицер, занимающий видное место в обществе, отличающийся пламенным патриотизмом и независимым поведением, сочувствующий либеральным преобразованиям и в то же время достаточно оппозиционный по отношению к правительству. К этому следует добавить несомненный публицистический талант и пылкий гражданский темперамент. Если и нет прямых данных, говорящих в пользу того, что автор – М. Ф. Орлов, то тем более нет доводов, опровергающих это предположение. Во всяком случае, документ был рожден именно в той среде, в которой Орлов играл заметную роль.

Поэтому далеко не случайно М. Ф. Орлов попал в сферу внимания Ж. де Местра. Через воспитанника аббата Николя, наделенного недюжинными способностями, ему было удобно проводить свои идеи в среду русской молодежи. Взгляды Местра на Французскую революцию и на характер социально-политических преобразований оказали на Орлова сильное, хотя и не очень продолжительное воздействие. Однако прежде чем перейти к этой стороне вопроса, необходимо хотя бы в общих чертах остановиться на книге Ж. де Местра «Рассуждения о Франции», принесшей автору мировую славу.

* * *

История, с точки зрения Ж. де Местра, есть проекция Божественного Провидения. В ее основе лежит некий вечный и неизменный порядок. Наивысшим воплощением этого порядка является самодержавный строй, освященный христианской религией. Все, что способствует его укреплению, расценивается как благо, и наоборот, все, что стремится к его разрушению, есть проявление злой воли. Предопределенность исторического движения скрыта от людей, как вообще скрыты от них пути Господни. Поэтому субъективно человек не утрачивает ощущения свободной воли. Деятельность исторических лиц Местр расценивает в зависимости от того, насколько их субъективные стремления совпадают с замыслом Творца, составляющим объективную реальность истории. С этих позиций он смотрит на Французскую революцию.

Первоначально его книга называлась «Религиозные рассуждения о Франции». Уже в самом названии был обозначен взгляд автора на революционные события. Однако по совету Малле дю Пана, написавшего: «Если вы оставите эпитет “религиозные”, вас не прочтут», Местр снял его, сохранив религиозную терминологию лишь в названиях некоторых глав[294]. В русле христианского учения о чуде Местр рассматривает Французскую революцию как чудо. Ее причины он видит не в социальных противоречиях, а в прямом вмешательстве Божества в человеческие дела: «Французская революция и все, что совершается в настоящий момент в Европе, – такое же чудо, как и внезапное созревание плодов дерева в январе». Впечатление от революции как чуда усиливается еще и потому, что она поразила Францию – страну, стоящую «во главе религиозной системы». Роль Франции в новой истории, как ее понимает Местр, вполне сопоставима с ролью еврейского народа в древней истории. Франция – новый Израиль. Ей многое дано от Бога, но с нее и спрос особый. Она получила возможность влиять на все европейские страны, но злоупотребила своим положением. Вместо того чтобы вести народы к предопределенной Богом цели, она развратила Европу. «Поэтому не следует удивляться, что ее возвращают обратно столь ужасными средствами»[295].