– Мне кажется, если бы сигнализация была включена, мы бы об этом уже знали.

Я прошла по коридору вслед за Джагом, тихо ступая по толстым коврам земляных оттенков.

– Чем-то мне это напоминает тот раз, когда мы во «Вторник ужасов» смотрели в «Сумерках» фильм «Дождись темноты».

– Джаг, я тебя умоляю, – простонала я. – И без твоих ассоциаций страшно.

– Согласен, – признал он.

Первый этаж особняка был огромным. Полное воздуха пространство открытой планировки, кухня с видом на остров, с длинным обеденным столом. В глубине стояли уютные диванчики и кресла, массивный каменный камин с двумя вязанками свежих дров по бокам. Лестницу, ведущую наверх, к спальням, обрамляли перильца, и единственным узким пространством во всем доме был коридор, ведущий в подвал.

Хотя по ширине этот коридор был, пожалуй, такой же, как в ривердейлской школе, там было тесно, сумрачно, неуютно – словом, кошмар клаустрофоба. А может, просто меня постепенно одолевал ужас, хоть я и храбрилась изо всех сил, говорила себе, что не боюсь такой ерунды, как темнота, что я хладнокровно смотрела в глаза Черному Шлему и видела в нем родную кровь.

Чем дальше мы шли по коридору, освещенному только бледным огоньком Джагхедова телефона, тем труднее мне было изображать браваду.

– Кажется, мы прошли целую Зеленую милю. – Я попыталась пошутить, но шутка утонула в призрачных безмолвных тенях, особенно после моего замечания Джагу об ужастиках.

– В этом коридоре есть что-то общее с фильмом «Мертвец идет». Кажется, на двери в самом конце обязательно будет номер двести тридцать семь. Или четырнадцать ноль восемь. – Две его любимые отсылки к Стивену Кингу. – Прости, мы, кажется, собирались не думать об ужастиках.

– Ничего, – ответила я. – Мне нравятся твои жутковатые увлечения, хоть сейчас я и помираю со страху. Может, это означает, что мы с тобой идеальная пара?

– Поддерживаю такую трактовку. Но… Погоди-ка… Смотри. – Он посветил фонариком.

Перед нами была дверь. Тяжелая, деревянная, как и все двери здесь, сверкающая дорогим лаком, она источала мускусный аромат старины, который почему-то вселял уверенность. И она сурово перекрывала нам путь к Веронике и Арчи.

– Да, впечатляет, – признал Джагхед. – Но это явно не комната двести тридцать семь. Так что паниковать рано.

Он взялся за ручку и подергал. Она даже не шелохнулась.

– А теперь пора паниковать? – спросила я. Опять попыталась пошутить, и опять неудачно.

Джагхед потянул за край шапки, выпустив прядь непослушных волос. Какое у него милое лицо! И вдруг его осенило.

– Да это же убежище!

– Убежище? В подвале?

– Нет. Вернее, да. Наверное. – Он покачал головой. – Прости. Мне кажется, тут весь подвал может служить убежищем. Давай рассуждать вместе. Это разумно. Хайрэм Лодж безумно богат. А безумно богатые люди часто бывают безумными параноиками. А это ведет к безумно сложным, хитроумным, высокотехнологичным системам защиты. Подозреваю, дверь в подвал запирается автоматически, если гасится свет.

– А если в этот миг ты оказался не с той стороны двери?

Кажется, в конструкции убежища имелись серьезные изъяны.

Джагхед пожал плечами:

– Наверняка тут есть код, который знают Лоджи. Для разблокировки, именно на такой случай. Но мы с тобой не Лоджи. Вероника не ожидала, что электричество отключится, а Хайрэм Лодж уж тем более не ожидал, что мы сюда явимся. Так что никакой разблокировки не будет.

– Может, позвать их?

А услышат ли они нас? Дом, конечно, прелестный и уютный, но я прекрасно знала, какой обманчивой бывает видимость. Он выстроен как крепость. Хайрэм Лодж не из тех, кто пускает дело на самотек.

– Давай попробуем. – Он заколотил по двери и несколько раз крикнул: – Арчи! Вероника! – Но дверь, по-видимому, была звуконепроницаемая. Ответом на его крики и стук была каменная тишина и осторожный шелест нашего дыхания.

Все-таки тишина и покой иногда бывают чрезмерными, подумалось мне.

– Кстати, откуда ты так много знаешь о богачах и их защищенных домах? – спросила я. Даже в этой ситуации я была рада чуточку приподнять завесу тайны над душой Джагхеда Джонса.

– Хайрэм Лодж по сути своей Брюс Уэйн, если представить себе Брюса Уэйна злым, – рассмеялся он. – Или Лекс Лютор.

– Только не говори этого Веронике, – предостерегла я. – Хотя она, пожалуй, согласится.

* * *

Света не было не так уж и долго – минут двадцать, наверное. Сначала я смотрела на телефон, отсчитывала минуты. Но когда минут пять прошли в относительном спокойствии, Джагхед сел, привалившись к стене, у самого входа в подвал. Я присела рядом, поджав колени и опустив голову ему на грудь. Подумалось, что разумно было бы вернуться в гостиную, она лучше приспособлена для отдыха. Но было темно, свет давали только наши телефоны, а нам не хотелось рисковать батарейками, пока не включится генератор.

И вообще по какой-то нелепой, суеверной, невысказанной причине нам не хотелось уходить далеко от двери в подвал. Можно подумать, нам было жизненно важно находиться именно здесь в миг, когда включится свет и она распахнется.

Джагхед рассмеялся, нарушив тишину и лишний раз подчеркнув, как тут безмолвно.

– Что? – спросила я и сама не удержалась от улыбки при звуке его смеха.

– Бетти Купер, – он накрутил на руку кончик моего «хвоста», – сдается мне, не об этом ты мечтала, когда согласилась стать моей Змеиной королевой.

Я задумалась над этим и тоже рассмеялась.

– Честно? Когда ты впервые спросил, я вообще ни о чем определенном не думала. К таким вещам заранее не подготовишься.

– Да, в такую роль можно только вжиться. Слепая вера, – согласился он. – Для меня со Змеями было примерно то же самое. – Он подавил зевок, напомнив мне, каким долгим выдался для нас этот день. – Если бы ты в детстве спросила меня, хочу ли я, чтобы мы были вместе, знаешь что? Я бы сказал, что ты чокнулась.

– Эй! – Я пихнула его локтем.

– Нет, я не о том. Я был бы в восторге от одной мысли, что та самая Бетти Купер заинтересовалась каким-то Джагхедом Джонсом.

Я поняла, что он имеет в виду, и мне подумалось: мы впервые откровенно разговариваем о том, кто мы такие друг для друга и для всех остальных, и впервые рядом не маячит призрак Арчи Эндрюса, чудо-мальчика из соседнего дома.

– И вот теперь мы…

– По уши влюблены, – поддразнила я в этот нетипично слащавый миг.