его взгляд. Он что, все это время был здесь и наблюдал за нами?

— Расскажи нам, Александра, свою сказку, а мы послушаем, и, ТТ, отцепись уже от девчонки.

— И не подумаю, — Тимур улыбается, точно Чеширский Кот, довольный собой. — Она такая сладенькая, ты заметил, у этого котенка вкус клубничного молока?

Странный контраст сурового Захара и насмешливого Тимура, я точно в их руках как слепой котенок, с которым они играют, один — как умеет, другой — как хочет.

— Отпусти ее, я сказал, достал уже своими шуточками.

— Отвратительный дяденька, да? — Тимур смотрит в глаза, но не отпускает, а прижимает к себе еще плотнее, я чувствую его возбужденный член и горячее дыхание на щеках. — Мы потом его запрем, я твой должник, котенок.

Нехотя убирает руки с талии, ставит на пол, отходит. Захар сидит в кресле, между пальцев зажата сигара, от нее идет красивая струйка дыма. Во взгляде мужчины нет ничего доброго, я словно откатилась во времени почти на двое суток назад. Когда меня привезли к ним в бордель.

— Говори, я слишком долго ждал.

— Деньги.

— Бинго, молодец, котенок, сразу к делу, — Тимур громко смеется, отходит, гремит в баре бутылками.

— Теперь условия ставишь ты? А не думаешь, что это не лучшее начало нашей сделки?

— Будут деньги, будет сделка. Мне раздеться? У вас же все по схеме.

Сама не узнаю себя, откуда столько дерзости?

Захар не отвечает, затяжка, кончик сигары вспыхивает красным огоньком, густой дым, пронзительный взгляд. Он сдерживает себя, я чувствую это каждой клеточкой тела, его ярость, ненависть.

Но при чем здесь я, не пойму?

— Твой любовник убил женщину, которую я любил. Я ответил на твой немой вопрос, а теперь ответишь ты. Давно, но его преступление не имеет срока давности.

Позвоночник леденеет, вцепляюсь пальцами в край подоконника, внутри все переворачивается. Я не боюсь за себя, но у таких людей жизнь за жизнь, боюсь за дочь, она не сможет без меня.

ЧАСТЬ 23

— Ты такая красивая.

— Захар, прекрати, не заговаривай мне зубы.

— Никто не заговаривает, говорю как есть.

Притягиваю девушку к себе, убирая волосы на спину, сжимаю в руках тонкую талию. Она сопротивляется, но я все равно вдыхаю ее запах, целую в левый висок, маленькую родинку.

— Я чуть с ума не сошла, пока ты был в полиции, — берет в ладони мое лицо, заглядывает в глаза, сама такая строгая, а я хочу снять с нее это платье и расцеловать.

Алина, девушка с карими глазами, почти прозрачной кожей и вкусными губами. Мое помешательство последние три месяца. А еще ее старший братик словно заноза в заднице, с таким гонором и амбициями, что хочется набить рожу до кровавых соплей.

— Но ведь не сошла, все нормально, Алин.

— Я не понимаю, что у вас за дела с моим братом, но я тебя прошу, Захар, он очень опасный, а еще хитрый и злопамятный.

— Я не боюсь твоего щегла, он младше меня, Шумилов не будет никогда прогибаться под коммерса, строящего из себя крутого, он просто крутых не видел.

— А ты крутой?

— Давай уедем?

— Куда?

— Да хоть куда.

— Разве это выход? Да ты и сам говорил, что много дел.

Алина права, не время уезжать, дел полно, Лунев почти обработан, не сегодня так завтра будет готов подписать бумаги о передаче завода. Знает ведь, что не удержать ему такую махину и не вывести на прежний уровень, и сынок его ничем не поможет. Сам же загнал всех в долги, так что уже не выкарабкается.

— Забыл, я с тобой обо всем забываю. Дай поцелую, замерзла там, на ветру, сидеть.

— Ты видел?

— Конечно, видел, как раз из окна начальника нашей доблестной ментовки и видел.

Девушка улыбается, облизывает губы, а я не выдерживаю и впиваюсь в них своими. Ведет от нее сильнее любого самого убойного пойла, напиться не могу и пьянею от поцелуя. Кто узнает, не поверит, что Шумилов Захар сходит с ума по одной девчонке вот уже три месяца.

— Ты чего такая загадочная? — Наконец отрываюсь от нее, на щеках румянец, губы зацелованные, смотрел бы так всю жизнь.

Тогда, глядя в окно на Алину, понял, что люблю ее.

Хотя сейчас было совсем не время для сантиментов и нежностей. Но вот ее братик конкретно мешался под ногами, словно шавка паскудная, кем-то науськанная специально вставлять мне палки в колеса и мешаться под ногами.

Вчерашняя наркота, подброшенная в машину, и то, как я разбил лицо капитану, который вел обыск с такой наглой ухмылкой, это очередная порция дерьма в мои дела.

— Да так, просто задумалась.

— О чем?

— Не могу сегодня остаться у тебя, брат просил быть, там ужин семейный намечается, сам знаешь все эти формальности, я обещала.

— Не ходи.

— Как не ходить?

— Не ходи, и все. К черту их.

— Не могу, но так хочу остаться, милый.

Алина улыбается, сама тянется, целует. Сладкая такая, пахнет корицей и кофе. Запускает руки под кофту, прохладные пальчики выводят на коже узоры, царапает ноготками, провоцирует меня и отвлекает одновременно. Знаю все ее уловки, лиса такая хитрая.

В тот вечер я видел ее последний раз.

В последний раз живой.

В тот вечер я сам жил последний раз.

Пятнадцать лет назад. В такой же сухой и холодный октябрь.

Меня даже не пустили проститься с ней, потому что знали, я бы положил всех, кто окажется рядом. Сидя в одиночной камере, мог только разбивать кулаки в кровь, сдирая кожу до мяса, совсем не чувствуя боли.

Мне было мало того, что я наказал виновного, мало того, что я собственными руками размозжил ему череп. Я бы бил и дальше, но Тимур, стоящий рядом, оттащил, а приехавший как по заказу патруль взял меня тепленьким.

Не знаю, что там делали адвокаты, и сколько на все было вложено денег, мне было абсолютно наплевать, я жаждал крови.

А еще правды, которой я так и не добился.

Почему такое случилось, я не понимал. Как можно было так поступить с девушкой?

Все, что я знал, это то, как Лунев-младший, сын того самого владельца завода и друг Сафронова, предложил после ужина подвезти Алину домой, та сама села к нему в машину, это подтвердил охранник ресторана.

Дальше он ее просто избил, изнасиловал, а потом выкинул на скорости из автомобиля.

Я нашел его через двое суток, после того как Тимур привез меня в морг, потому что он знал, я должен был