«Чтобы не отставать от других частей, нам приходилось быть в движении и днем, и ночью, без малейших остановок и перекуров. Такую нагрузку не выдерживала даже техника. Особенно страдала ходовая часть гаубиц и лафетов для стволов. Перегревались также катки гусениц, и мне, арттехнику дивизиона, постоянно приходилось заниматься их ремонтом. В результате к моменту прибытия на огневую позицию близ города Брно я не смыкал глаз четверо суток кряду. А потом — обычное мое дело, предусмотренное уставом: тщательная проверка давления на противооткатном устройстве и исправности прицела. Без подобной подготовки и соответствующего допуска командир батареи не вправе был в бою начать стрельбу.

Наконец, после проведения всех необходимых процедур я тут же повалился спать на чехлах между орудиями. Не знаю, сколько я спал, но проснулся оттого, что меня за ноги волокли по земле по огневой позиции. Оказывается, дивизион уже дал множество залпов (каждый снаряд — минимум по сто килограммов), и в это время земля, что называется, ходила ходуном. А я не просыпался!».[95]

Сражаться здесь, под Брно, пришлось и с немцами, и с украинскими националистами. В отличие от других подразделений противника последние не подчинились приказу немецкого главного командования о капитуляции, подписанному 8 мая 1945 года. Воевать пришлось еще три дня после долгожданного Дня Победы. 11 мая 1945 года Даниял Шайдуллович был ранен.

Похожие воспоминания у танкиста Павла Павловича Кулешова:

«После падения Берлина мы получили приказ, чтобы в пятидневный срок достичь Праги. Прага восстала, ждет помощи от Советской Армии, от советского народа! И мы пошли в сторону Праги. Что интересно, мы с танками преодолели горы. Мы знали, что Суворов преодолел Альпы со своими солдатами в пешем строю. А мы с танками, с машинами преодолевали! Были случаи, когда танки падали в обрыв, экипажи погибали. Были случаи, что срывались и колесные машины, часть людей погибала. Но мы шли туда, у нас был приказ оказать помощь. И в 4 часа 30 минут мы вступили уже в Прагу. Именно там погиб мой друг Иван Гончаренко, с которым мы вместе учились в училище. Он обеспечивал переправу техники через Манесов мост, идущий через реку Влтава, — и его танк сжег фаустпатронщик. Иван Гончаренко погиб, но все—таки он успел пропустить основную технику».[96]

О том, как обидно было рисковать жизнью уже после взятия Берлина, когда страна уже праздновала Победу, пожалуй, лучше всех написал Константин Михайлович Симонов, с лета 1941 года военный корреспондент:

«Десятого мая вечером едем через Судеты на Прагу. Уже знаем, что она освобождена, уже знаем, что в нее самыми первыми прорвались танкисты Первого Украинского фронта и что все это произошло еще вчера утром. Но, как ни спешим туда, в Прагу, по дороге довольно надолго останавливаемся перед каким—то разрушенным мостом, где из—за этого надо сворачивать с шоссе и делать трехкилометровый объезд лесом. Перед мостом еще до нас скопился десяток легковых машин, и никто не едет в объезд, потому что недавно там проехала какая—то машина и по ней выстрелили и кого—то не то убили, не то ранили бродящие по лесу и еще не знающие о капитуляции немцы. Война кончилась, и никому не хочется рисковать, хотя еще два—три дня назад никто из толпящихся здесь, у моста, офицеров или шоферов даже и не подумал бы считаться с таким ерундовым риском. Мы тоже топчемся, как и все, у моста в ожидании какого—то бронетранспортера, который откуда—то вызвали. Потом мой спутник, Саша Кривицкий, вдруг озлившись на это ожидание, на себя, на меня и на все на свете, говорит мне:

— Не будем ждать, поедем.

Я жмусь и ничего не могу с собой поделать. Мысль об этих чертовых немцах, которые могут сейчас, после войны, стрельнуть по мне оттуда, из леса, угнетает меня».[97]

Немногие решились бы в этом признаться, как это честно сделал Симонов. А ведь что может быть страшнее, чем погибнуть или стать инвалидом, когда война почти на всех фронтах уже закончилась? Советские солдаты прошли и через это, спасая Прагу в мае 1945 года, когда уже было абсолютно ясно, что война выиграна. Может быть, теперь стоит «покаяться» за их подвиг? Московские либералы найдут для этого повод, можно не сомневаться…

Надо сказать, что существует версия, согласно которой частям Красной Армии в мае 1945 года так или иначе пришлось бы вести бои с немцами на территории Чехословакии. Дело в том, что немцам, в общем—то, не нужно было подавление пражского восстания. Столица Чехии интересовала их прежде всего как коммуникационный узел, по которому можно было отводить войска на Запад, чтобы сдаться американцам. Их не интересовала борьба с повстанцами как таковыми, с ними сражались просто потому, что они мешали уйти на Запад.

В мае 1945 года немецкие части сражались исключительно за то, чтобы не оказаться в советском плену, а попасть в союзнические лагеря для военнопленных. В свете этого можно признать, что советским войскам и без начала пражского восстания пришлось бы сражаться с немецкими частями, чтобы не дать им прорваться к западным союзникам.

Уже в 1941 году немцы оккупировали территорию Эстонии и включили ее в состав рейхскомиссариата «Остланд». Но для показательной демонстрации самостоятельности Эстонии они создали так называемое «эстонское самоуправление», в состав которого вошли местные фашисты во главе с Хильмаром Мяэ.

Оккупанты возродили организацию «Омакайтсе» («Самозащита»), состоявшую только из эстонцев. Подразделения «Омакайтсе» использовались для проведения карательных акций, охраны тюрем, лагерей, коммуникаций и важных объектов, розыска и задержания партизан, конвоирования угоняемых в рабство в Германию советских людей. По сохранившимся отчетам «Омакайтсе», только летом 1941 г. участники этой организации убили 946 советских активистов, совершили 426 нападений на советские государственные учреждения. К 1 ноября 1941 г. они арестовали 41 135 человек, из которых казнены на месте «из—за оказанного сопротивления» 7357 человек.[98]

Особое внимание уделялось этнической чистке оккупированной территории, в первую очередь, от евреев. Вмешательства немцев при этом не потребовалось — все делалось силами эстонских добровольцев. Бригаденфюрер СС Франц Вальтер Шталекер докладывал 25 октября 1941 г. руководителю РСХА Р. Гейдриху:

«В Эстонии благодаря сравнительно небольшому количеству евреев не представлялось возможным провоцировать погромы… Большая часть тех 4500 евреев, которые жили в Эстонии в начале наступления на Востоке, бежала вместе с отступающими войсками Красной Армии. Осталось около 2000 человек. В одном Таллине жило около 1000 евреев. Арест всех евреев мужского пола в возрасте старше 16 лет был почти закончен. Все они были казнены «частями самообороны» под руководством «айнзатцкоманды 1А».[99]