Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако Джорджи здесь на своей пурпурной машине. Она осторожно заезжает на нашу подъездную аллею задним ходом, стараясь по возможности не задевать зелень, и никто и ничто не казалось мне столь прекрасным, как это нарушение нашей рутины. Она вручает нам огромную банку оливкового масла – греческого, ярко-зеленого – и «лилию мира», спатифиллум, красивый и раскидистый. Я так рада ее видеть!
Я обожаю всех угощать – обожаю импровизированные угощения. Обожаю, чтобы морозильник был набит, люблю срочно придумывать, как сделать так, чтобы еды на всех хватило. Люблю, чтобы в нашем доме всем было уютно и чтобы мне было уютно во многих домах – и именно с этого надо начинать, когда становится туго. Порой я забываю, как мне это важно, а порой меня этого лишают, и все-таки это всегда уходит и – да – всегда возвращается.
Мы с Джо сидим на ступеньках, а Джорджи – на скамейке у лестницы, и мы пьем колу из банок, ярко-красных и прохладных, на солнце, как будто мы на отдыхе. Мы с Джо постоянно пили колу и ели в основном покупную картошку фри с курицей и горячие бутерброды с сыром и тунцом и притворялись (с помощью горячих бутербродов и колы), что находимся у бассейна в олл-инклюзив-отеле.
Но ради Джорджи – королевы овощей, великолепного кулинара и нашей первой обеденной гостьи за это слишком долгое время – я готовлю зеленый тарт.
Я всегда занимала руки каким-нибудь рисованием: они у меня спокойно не лежат. Я не в состоянии думать без ручки в руках; если нет бумаги, я готова рисовать на обратной стороне чеков и на старых салфетках, и мой ноут покрыт карандашными каракулями. Полумесяцы, пузырьки, звездочки. Я, словно подросток, рисую имена внутри сердечек, пишу под ними ПРНВ – «пусть разрушено, но верно», крошечное навсегда. На телефоне я рисую планеты, и обрывки разговоров просачиваются сквозь чернильную галактику. Когда я просматриваю старые блокноты, то часто не понимаю, о чем я думала. В одной старой тетради среди скопления звезд я обнаруживаю одно слово, написанное заглавными буквами и тщательно разукрашенное: ИГРАТЬ, говорит оно. ИГРАТЬ.
«Все несложно, если не усложнять», – говорит Джо. Пусть все будет несложно, и пусть будет чудесно, так что давайте приготовим этот тарт, который похож на рисунок из теста и красивостей: зеленые помидоры и зеленая спаржа умащиваются под бурратой, или моцареллой, или фетой, или что там у вас нашлось; хрустящая зелень, хрустящая брокколи, крошечные цветочки и листики из теста. Любые зеленые овощи, хоть я и расскажу, что именно использую я: винегретная заправка и кляксы белого, хрустящие краешки и нежные серединки, травы, оливковое масло; узоры, каракули и мазня. Давайте создадим поэму из теста, чтобы все было красивее, чем строго необходимо, в сто раз прекраснее, чем нужно.
Давайте играть, потому что мы снова вместе – и надо радоваться этому, пока возможно.
На 4 порции
1 лист слоеного теста
50 г маскарпоне
1 яйцо, чуть сбитое
2 ст. л. песто
200 г спаржи
200 г спаржевой брокколи
4 зеленых помидора
1 ст. л. оливкового масла
1 ст. л. бальзамического уксуса
1 ст. л. соли
1 × 150 г бурраты
Это – наилучший вариант ингредиентов, но знаете что? Это блюдо совсем не требовательное. Основа из слоеного теста, мягкий сыр сверху, песто – на него, овощи. Еще сыру сверху для пущего разврата. Вы сможете это подправить, я уверена.
Расстелите тесто по противню и вырежьте из него квадрат. Срезанное используйте для украшений: полумесяцев, звездочек, цветочков. Все зависит от того, какие формы для вырезания у вас есть, у меня есть краб, сердце, пронзенное мечом, как на таро, и масса бабочек. Вырежьте украшения и отложите.
Разогрейте духовку до 180 °С.
Намажьте на тесто маскарпоне, оставив по краям 2 см поля, чтобы потом украсить. Придавите края вилкой и смажьте сбитым яйцом. Поверх маскарпоне нанесите песто, оставив по краю полосу из 2 см маскарпоне.
Овощечисткой тонко нарежьте спаржу и брокколи и положите в большую миску.
Нарежьте помидоры, соберите сок и семена. Выложите помидоры на песто одной линией, словно упавшее домино.
Смешайте сок помидоров, оливковое масло, уксус и соль, встряхивая их в банке с завинчивающейся крышкой, смешайте заправку с тонко нарезанными овощами. Выложите на тарт и ровно распределите.
Уложите по краям сердца и полумесяцы, звезды и цветы и крабика. Пеките 20 минут, пока тесто не станет блестящим и румяным, а потом, перед подачей, увенчайте цельной бурратой, готовой разорваться, словно сердце, при прикосновении ножа.
Брауни с арахисовым маслом
Конец солнечного дня, конец июня. Джорджи прислонилась к капоту своей машины, я сижу среди зелени. Я рассказываю ей обо всем, о чем так трудно говорить по телефону, – иначе говоря, открываю ей сердце.
– Дело в том, что ты всегда была влюблена, – прямо говорит Джорджи. – Ты постоянно влюблена.
– Знаю, – расстроенно признаюсь я.
– Но сейчас все иначе, – заключает Джорджи. – Знаю.
Мы на секунду соприкасаемся кончиками пальцев. Джорджи была рядом в самые тяжелые дни, до того, как кто-то умер; Джорджи была в палате неврологии, в таких местах, о которых я не говорю, о чем не представляю себе, как писать, не считая туманных и пугающих намеков. Джорджи приходила играть в «Тривиал персьют» с умирающим. Она знает.
– Но что мне с этим делать? – спрашиваю я у Джорджи, а Джо, спустившаяся по лестнице у меня за спиной, обнимает меня за плечи и сухо замечает:
– А тебе не кажется, что уже поздновато?
– Да, поздновато, – подтверждает Джорджи. – Да и вообще, что тут можно сделать?
– Никто ничего не может сделать? – говорю я.
Я хотела сказать это лукаво, но вместо этого слышу, что получается немного испуганно.
Джорджи пожимает плечами, и Джо пожимает плечами, а я не люблю отставать и тоже пожимаю плечами. И мы переглядываемся, округляя глаза и широко разведя руки, типа???? – и это настолько единственно возможная реакция, что мы вдруг покатываемся со смеху. Джорджи прислонилась к своей пурпурной машине, я прислонилась к Джо, а Джо прислонилась к чугунным перилам нашей лестницы, и мы хохочем и хохочем, потому что и правда тут никто ничего не может сделать.
Всегда поздновато пытаться что-то с чем-то поделать, и остается только держаться, и прислоняться друг к другу, и пожимать плечами, словно эмодзи, и хохотать до слез.
А