Фарп Ли был доволен собой и в который уже раз похвалил себя за безупречный вкус и чувство прекрасного – за что его очень ценил хозяин и его теперешний молодой спутник из хорошей швейцарской семьи, с которым они жили вместе уже целых полгода.

Букет нашелся быстро, и теперь ничто не мешало Фарпу Ли проследовать в гостиницу, чтобы возложить его к ногам русской девушки – спасительницы хозяина со странным именем Полина (не то что, например, Макдугалл-Джон).

Его появление в холле гостиницы с огромным букетом и при параде осталось почти незамеченным. Полусонный портье лишь поинтересовался, куда он направляется и по какому делу. Да и то – чисто формально. Личная жизнь клиентов гостиницы была для него табу, и, честно говоря, в такое время говорить не хотелось – и портье попытался вновь принять отсутствующее выражение лица. Но протянутая ему карточка с золотыми буквами и вежливо-фальшивая улыбка, говорившая на языке жестов, мол, поторапливайся, ты, сам-знаешь-кто, сделала свое дело, и он мигом вручил Фарпу Ли откопированный поэтажный план, объясняющий, как пройти в номер Полины.

На часах было три часа ночи. В такое время Фарпу Ли следовало давно спать, но приказы хозяина не обсуждаются, а принимаются на веру. В коридорах гостиницы стояла мертвая тишина, и даже самые неугомонные гости уже разбрелись по номерам или убивали время где-то далеко в экзотических китайских ресторанах. Номер Полины оказался на десятом этаже в середине коридора. Фарп Ли осторожно постучал в дверь, потом еще, и потом еще. Никто не отвечал, тогда он принялся стучать сильнее, и подумывал уже о том, чтобы стукнуть ногой, как вдруг неожиданно изнутри по двери был нанесен страшный ответный удар, который заставил Фарпа Ли отшатнуться.

Спустя несколько секунд дверь распахнулась, и перед ним предстал Аполлинарий во всей красе – в семейных трусах, одетых наизнанку, и с налитыми кровью глазами, как у быка-первогодка при встрече с торерро.

Его поднял на ноги громкий стук, производимый явно каким-то залетным паразитом, направленным специально для того, чтобы его – Аполлинария – окончательно свести со света. В момент просыпания видение переменилось – паразита сменили убогие серые привидения, накачанные концентрированными афродизиаками, которые шли в атаку на Аполлинария, ощерив безгубые рты и размахивая простынями, расшитыми в аленький цветочек. Аполлинарий принял бой – он сжал кулаки и бросился на них, дав зарок, что обязательно сейчас порвет их на части, как квитанцию об оплате алиментов. Но на его пути вдруг встала дверь, и он, не задумываясь ни на секунду, попытался проломить ее ударом железного кулака. Дверь оказалось крепкой, и у него не было выхода, кроме как отворить ее, чтобы добраться до ненавистных привидений.

Удивительно, но, по крайней мере, одно привидение не испугалось появления Аполлинария – только теперь оно преобразилось в какого-то задохлика с непонятным полукитайско-европейским лицом и пыталось ткнуть ему в нос какими-то колючими ветками, пурпурными на конце.

– Врешь, не возьмешь! – громоподобный рык Аполлинария разорвал тишину спящей гостиницы. Он решительно ударил привидение своим любимым выпадом ноги в пах, но промахнулся и по инерции врезался в стену. От удара в глазах поплыло, и привидение почему-то раздвоилось, и теперь вместе с напарником убегало куда-то вдаль, истошно вопя не по-нашему. Аполлинарий попытался пуститься в погоню, но вдруг почувствовал чудовищную слабость – война с потусторонним миром отняла у него все силы. Он прорычал еще что-то нечленораздельное и побрел в номер, припадая на ушибленную ногу и тихонько подвывая себе под нос.

Дойдя в темноте до кровати, он вдруг споткнулся о свои парадные туфли, неизвестно каким образом очутившиеся рядом с кроватью, потерял равновесие и рухнул на что-то мягкое, которое тут же вскочило и принялось истошно орать матом, а потом внезапно ударило его по голове длинным отростком, выходящим из плеча. Это было последнее, что ощутил Аполлинарий – темнота поглотила его, и он затих на кровати, опять погрузившись в сон, наполненный коньячными парами и обольстительными образами полупрозрачных океанских медуз, спешащих ему на помощь.

Полина, жутко ругаясь и с силой пнув Аполлинария, увидела открытую дверь номера и выскочила в коридор, намереваясь понять, что еще натворил этот Отелло, и что им всем за это будет. Ее ночная рубашка задралась и перекосилась, и теперь обнажала все, что скрыто. Как в «Интригах-Скандалах-Расследованиях».

На ее счастье в коридоре никого не было, кроме убегающего куда-то и чем-то отдаленно знакомого молодого человека, размахивающего букетом роз. Полина тупо посмотрела ему вслед, одернула ночную рубашку, вошла обратно в номер и уже было закрыла дверь, как ее внимание привлек приглушенный крик, раздавшийся снаружи. Она выглянула в коридор и увидела, как молодой человек остановился и теперь робко, вжимая голову в плечи, идет обратно и что-то лопочет по-французски. Внезапно она узнала в нем помощника ее швейцарца, чуть не утонувшего в собственном бассейне, и от неожиданности поперхнулась слюной. Откашливаясь и ругая на чем свет стоит этих полуночных любовников вперемежку с пьяными торговцами подержанными китайскими снадобьями, она накинула на плечи халат и снова вышла в коридор.

Фарп Ли Освальд, крадучись и ежесекундно ожидая появления разъяренного мавра с ледорубом в правой и окровавленной саперной лопаткой в левой руке, затравленно подбирался к номеру. Сказать, что встреча с Аполлинарием произвела на него тягостное впечатление, означало ничего не сказать. Его челюсть ходила ходуном, ноги тряслись, и бедный букет роз вот-вот готов был выпасть из ослабевших рук. Полина по достоинству оценила бледно-зеленый цвет его лица, бегающие испуганные глазки и подрагивающий от пережитого напряжения голос. Она дожидалась его рядом с дверью, понемногу приходя в себя и еле сдерживая смех от всей абсурдности ситуации. Она даже позволила себе слегка улыбнуться Фарпу Ли, и это его чуть-чуть приободрило, и он прибавил хода.

С опаской взирая на приоткрытую дверь номера, он с поклоном вручил цветы Полине, произнеся что-то невразумительное по-французски. Увидев реакцию Полины и понимая, что она-то как раз ничего и не понимает, он перешел на английский и в цветистой форме (а мог бы покороче и попонятнее!) рассказал ей о возложенной на него миссии преподнести ей цветы и вот этот скромный подарок. Услышав знакомое слово «презент» и увидев протянутую ей маленькую лакированного черного дерева коробочку, Полина заулыбалась еще сильнее и, сделав над собой усилие, чтобы не выказать торжества, и кивнув головой в знак согласия, приняла подарок.

Фарп Ли, весьма ободренный тем обстоятельством, что хоть сейчас его не пытаются изуродовать страшные небритые русские натуралы (по причине того, что мертвецки спят), торопливо стал объяснять Полине цель своего появления в столь поздний час, усиленно намекая на просьбу своего хозяина упросить ее перебраться из этой страшной неудобной гостиницы на виллу швейцарца, где она будет полноценной хозяйкой и чувствовать себя, как дома. Он, как бы невзначай, поведал ей о планах хозяина насчет Полины и о всей серьезности его намерений. И что внизу ее ждет лимузин с шофером, если она прямо сейчас даст согласие и примет предложение господина Обре.