Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я улыбаюсь, но ничего ему не отвечаю. Необыкновенно приятно лицезреть, что он в своей стихии. Сразу же вспоминаю, что под личиной желчного козла он все тот же веселый, неугомонный, очень творческий и остроумный мужчина.
И к тому же весьма опытный в постели.
– Ты любишь свою работу, – ни с того ни с сего констатирует Мэл.
Ночью мы немного разговаривали. Коротко и едва ли интеллигентно, но прогресс заметен. Еще рано радоваться, все может измениться, как только из Дублина вернется Кэтлин. Однако, как мне кажется, он немного оттаял, узнав, что я собираю салфетки. Я вообще не понимаю, зачем Мэл пытается выставить себя сволочью. У него ужасно выходит. Он один из лучших и самых вдохновляющих людей, что я знаю.
– Люблю. А ты? – Хмуро смотря на камеру, настраиваю фокус.
– Ты его любишь? – Он не обращает внимания на мой вопрос.
У меня перехватывает дыхание, большой палец замирает на кольце фокусировки. Я глубоко вдыхаю, подхожу к Мэлу, готовясь сделать снимок крупным планом. Мы так близко друг к другу, что я чувствую кожей его дыхание. Оно неспешное. Теплое. Возбуждающее.
– А ты любишь ее? – шепчу в ответ.
– Я люблю, – медленно произносит он, – и лелею мысль, что скоро ты будешь стоять передо мной на коленях, Аврора Дженкинс.
Сначала я думаю, что он шутит, но потом вижу в его взгляде решимость и замираю. Он серьезно. Он несчастлив с Кэтлин. По спине бегут мурашки.
– Ты не любишь ее, – закрыв глаза, проговариваю я на выдохе.
Он женат не по любви.
Мэл открывает рот, чтобы ответить, но я слышу стук по дверной раме.
Я резко поворачиваю голову и вижу на пороге Кэллама. Он помылся, надел костюм, уложил волосы и готов к отъезду. На плече висит кожаная спортивная сумка бежевого цвета. Кэллам похож на модель из рекламы Armani.
Он в замешательстве смотрит на нас. Когда я понимаю, как близко стою к Мэлу, и отпрыгиваю от него как от огня, мой парень расслабляется.
– Я уезжаю. – Согнув палец, он жестом велит мне подойти и попрощаться.
Я ставлю камеру на кофейный столик и приближаюсь к нему. Нутром чую: нужно убедить его, что увиденное им роли не играет.
Впрочем, он ничего такого и не увидел. Рука на плече была обыденным жестом, означающим «Ты в порядке?». Никакого тайного смысла типа «Я хочу сорвать с тебя одежду».
Я иду за Кэлом в дом, чертовски хорошо зная, что Мэл не фанат публичного проявления чувств. После его признания понимаю почему. Он несчастлив в браке, а жить под одной крышей с влюбленной парочкой при таких обстоятельствах – сущий кошмар.
Я закрываю за собой сетчатую дверь и, оглянувшись, убеждаюсь, что Мэл не смотрит. Только тогда обхватываю шею Кэллама руками и покрываю его лицо жаркими поцелуями.
– Приезжай на новогоднюю вечеринку, – прошу я. – Пожалуйста.
Он трется носом о мой нос и хмурится.
– Ночь была продуктивной? – Чувствую в его голосе тревогу.
Я киваю. Это правда. У меня продуктивная. А у Мэла же…
– Похоже, вы уладили разногласия. – Он проводит большим пальцем по моей щеке.
– Едва ли. – Я целую его подбородок. – Но, думаю, больше не хотим прикончить друг друга.
– Хорошо. Желаю, чтобы следующие семьдесят лет ты была живой и здоровой, – признается Кэллам.
– Ты по-прежнему не возражаешь, что я остаюсь здесь?
А сама-то я возражаю?
– Конечно, нет. Он не только женат, но еще и совершеннейший чудак. Вряд ли кто-то польстится на такого эксцентрика.
Кэллам фыркает, а я ловлю себя на том, что кусаю нижнюю губу, лишь бы не ляпнуть лишнего.
Пожав плечами, он оглядывается.
– Да и крыша немного подтекает. Любимая, ты не хуже меня знаешь, что с человеком вроде него не сладишь.
Кэллам тащит меня за руку к дверям. На улице его уже ждет такси. Из машины выходит водитель и закидывает в багажник сумку Кэллама. Я встаю на цыпочки и снова его целую, ожидая привычного легкого поцелуя на прощание. Однако, к моему изумлению, Кэллам хватает меня за шею, наклоняет голову и впивается губами. Я открываю рот, впуская его язык, и издаю стон. Поцелуй с каждой секундой становится более страстным и совершенно непохожим на наши обычные поцелуи.
Знать не знаю, сколько проходит времени, но водитель начинает сигналить и нетерпеливо машет рукой в окне.
Когда Кэллам наконец отстраняется, он смотрит не на меня. Он смотрит мне за плечо, и на его точеном лице появляется довольная улыбка. Я с ужасом поворачиваюсь.
Мэл.
Он стоит в дверях, как когда-то стояла Кэтлин и следила за тем, как мы целовались. Только он не кажется убитым горем.
Мэл кажется равнодушным, самоуверенным и очаровательным, и… он улыбается? Почему он улыбается Кэлламу?
Как будто не было того признания.
Как будто между нами не проскакивала искра.
Как будто он знает что-то, неведомое мне.
У меня внутри все переворачивается и скручивается в узлы, намотанные на колючки.
Мэл что-то выуживает из кармана и протягивает мне.
– Вот, вытри рот.
Я не двигаюсь. Вдруг это уловка. Ведь до того он изнывал от ненависти ко мне.
– Рори, перемирие? – уговаривает он.
Рори.
Мы снова в хороших отношениях? Я до сих пор не привыкла, что Мэл распоряжается мной как хочет. Я делаю несколько шагов в его сторону и, с подозрением щурясь, хватаю то, что он мне протягивает. Рот Мэла дергается, и это напоминает мне, что до того, как стать козлом, он был парнем, который целую улицу сводил с ума своей гитарой и шармом.
– Ого, поверить не могу. Там, где ты живешь, незаконно вести себя вежливо?
– Нет, но так тоже можно. Я ведь живу в Нью-Йорке.
Я беру эту чертову вещицу, вытираю мокрый рот и протягиваю ему обратно.
Мэл качает головой.
– Оставь себе. Твое.
Я оглядываюсь назад и понимаю, что Кэллам уехал. Я даже не попрощалась. Хочется как следует врезать себе, потому что понимаю, что он стал отчасти свидетелем этой беседы.
Я опускаю взгляд, осознав, что держу то, что и так мое. Ну, таковым оно было до того, как я выкинула в