Генрих поцеловал меня в висок, и отстранил.

Он ушел. Я взглядом проводила его до машины. Прежде чем сесть в машину, он обратил ко мне прощальный взгляд. Гестаповец грубо толкнул его в спину. Машины уехали, а я бросилась выполнять его поручения. Предупредила Януша, что вынуждена запереть его в комнате. Он не возражал. Он привык прятаться.

После я пришла к Александру, и как просил Генрих, не отходила от него ни на шаг. Весь день меня знобило и трясло от напряжения, я то и дело подбегала к окну ожидая появления черных машин. Но тот день прошел спокойно. Вечером я отнесла в комнату Януша ужин и запас воды, и снова закрыла его. Перед моим уходом, Януш подошел ко мне, взял за руку и глядя с надеждой, прямо в глаза, сказал:

— В каждой нации есть хорошие и плохие люди.

— Да, Януш.

— Он хороший человек, вы же знаете это?

Я сглотнула слезы, кивнула и вышла.

Утром случилось то, о чем предупреждал Генрих. После бессонной ночи, я в очередной раз подошла к окну и заметила караван машин подъезжающих к нашему дому. Группа из двенадцати человек все в великолепных формах гестапо, официально вошли в наш дом и начался обыск. В тот момент, я сравнила действия педантичных немцев из НСДАПа, с событиями из моего далекого прошлого, когда родительский дом обыскивали сотрудники НКВД. В отличии от моих соотечественников, гестаповцы тщательно и без излишней спешки исследовали каждый угол нашего дома. Комнату за комнатой, без разрушительных последствий они рассмотрели каждую вещь, изучили каждый документ. Один из них бросил случайный взгляд на Александра, который все время сидел у меня на руках и удивленно, с трепетным испугом рассматривал пугающих его людей. Но видимо не усмотрев в мальчике ничего подозрительного вновь углубился в обыск. С Янушом возникли небольшие проблемы, когда гестаповцы дошли до его коморки, и увидели за дверью еврея, первым их желанием было забрать его, но вмешалась Хана. Она грозно встала поперек дороги, обезоружив своим видов щепетильных служителей системы, и ворчливо произнесла:

— Если вы его уведете, кто тогда будет работать? Или я похожа на лошадь?

Молоденький офицер, опешил и не долго думая потребовал:

— Документы!

Я протянула ему бумаги, он бегло просмотрел их и вынужденно отпустил учителя. Януш поспешил скрыться в своей комнатушке, а я поспешила закрыть его на замок. Офицер одобрительно кивнул, и спустился вниз. Когда эти люди ушли, мы вздохнули с облегчением. Наш дом не понес серьезных изменений, и через несколько часов совместной уборки, вновь обрел черты приличного жилища, словно и не проходило никакого обыска.

Вновь потянулись долгие часы томительного ожидания, когда я подскакивала к окну, едва заслышав звук приближающегося автомобиля. Даже Ханна, проявила себя с иной стороны, она то и дело интересовалась не вернулся ли господин генерал домой, и несколько раз приносила нам с Александром в комнату молоко с печеньем. Есть нам не хотелось, и мы только вежливо благодарили ее за заботу.

Генрих вернулся на следующее утро. Я только задремала в кресле у окна. Александр мирно посапывая, спал в своей кровати, когда послышался шум подъезжающей машины. Я вскочила и выглянула в окно. Из черного Мерседеса выходил Генрих. Он выглядел уставшим, но вполне спокойным. Я сбежала вниз и столкнулась с ним в дверях. Он только вошел и расстегивал пальто, когда увидел меня. Я бросилась к нему в объятия и долго боялась отпустить. А он гладил мои волосы и шептал:

— Милая моя, я же говорил, все обойдется.

— Не оставляй меня больше, прошу тебя. — взмолилась я.

— Ни на одну минуту. — ответил он.

Мы поднялись в спальню, но он не словом не обмолвился о своем аресте и дальнейшем допросе, будто это было всего лишь страшным сном. Вечером, он вышел из дома в военной форме, одев все свои медали и награды, и вернулся, когда я уже спала. Он лег рядом, и как обычно крепко прижал меня к себе.

Утром позвонила одна из жен офицеров, часто навещавших наш дом. Я не узнала ее по голосу и не могла вспомнить ее имени, когда она торопливо тараторила об ужасном происшествии.

— Ян говорил, что Рихард плохо кончит. Так оно и случилось. Допился, несчастный и пустил себе пулю в голову. Ну надо же такое себе представить, в то время как наша страна процветает и одерживает победу за победой, проявить столь унизительную слабость. Прав был Ян, когда говорил, что Рихард — слабак. Ты так считаешь?

Я согласилась, но больше из вежливости. Мне стало ясно только одно. Накануне вечером, Рихард изрядно напился, и застрелился в своей маленькой квартире на улице Neue Schönhauser Strasse, с прелестной деревянной лестницей выходящей прямо во двор. И хотя все были уверены, что выстрел он произвел собственной рукой, я точно знала, в чьей именно руке был пистолет, оборвавший жизнь этого неприметного и грубого человека.

В том же году Генрих получил новое назначение, он не распространялся мне о тонкостях своей служебной деятельности в СС, но вынужден был теперь уезжать из дома едва вставало солнце и возвращаться, когда весь дом уже спал. Наступили темные для меня времена. Я практически осталась одна. Только милый Александр и доброжелательный Януш иногда помогали мне отвлечься от грустных мыслей. В то время я тосковала по Генриху, и от этого мне становилось не по себе. Я уже тогда начала думать, о последствиях войны. Уже тогда передо мной встал вопрос: «А что случится, когда война закончится». Неважно чем она закончится — победой или поражением Германии. Я знала одно, так или иначе я проиграю.

В начале декабря 1944 года союзники начали бомбить Берлин с воздуха. Утром и вечером, как по расписанию, громкие взрывы сотрясали все ближайшие окрестности. Наш дом хоть и находился в отдалении от города, но, так или иначе, наполнялся оглушительными взрывами. Очень часто я замечала как столпы пыли, поднятые разрушенными зданиями, темным облаком рассеивался по округе, и, танцуя смертельный танец, устало оседают в окрестностях. Это было дикое и пугающее зрелище.

Еще до того, как прогремел первый взрыв, все служащие нашего дома покинули нас, и посовещавшись, мы решили отправить Александра и Януша в Нюрнберг к фон Зиммерам. Генрих написал длинное, официальное письмо, в котором описывал свои пожелания по устроению мальчика в безопасности. Вместе с Александром, учителем и экономкой, пожелавших сопровождать мальчика в опасном путешествии, мы отправили письмо по назначению. Через два дня, позвонил отец Генриха, господин Отто фон Зиммер. Он сообщил, что мальчик добрался благополучно и они с превеликим удовольствием займутся его воспитанием. Ханна и Януш безусловно остаются при мальчике.

Я успокоилась, теперь меня уже ничего не привязывало к дому. И я могла спокойно передвигаться по городу. В те дни я стала чаще навещать своих новых знакомых, живущих в том же районе, что и мы. Воспитанные и учтивые немки, хоть и не принимали меня как свою ровню, все же старалась любыми способами не дать мне почувствовать нашу огромную разницу в социальном положении. Воспитана я была не хуже этих великолепных женщин, но как они не могла похвастаться удивительными событиями из жизни, и по возможности старалась больше слушать, черпая из их жизней, что-то новое для себя.