— Выливать все? — поинтересовался скорее для порядка, даже новичок знал, что основу сразу после приготовления делят на порции. Одна бутыль — одно зелье.

Эдриас кивнул. Эниль приблизился к котлу и медленно опорожнил склянку. Запах мяты усилился. Паренек взялся за можжевеловую палочку с овальным концом и, затаив дыхание, начал помешивать основу. Куртис тоже прикусил губу, не хотелось мешать сыну. В наступившей тишине едва слышались гудение закипающей жидкости и потрескивание огня.

Звонко щелкнул дверной замок, и в зал без лишних расшаркиваний и предосторожностей вошла Мадрия. В руках она держала два бутыля с кроваво-красной жидкостью и особую палочку из дуба с треугольным наконечником. Эдриас удивленно приподнял бровь: насколько он помнил, бывшая всегда была сведуща в финансах, но никогда даже близко не стояла с зельеварением.

Мадрия поймала взгляд Эдриаса и неловко улыбнулась.

— Лалия просила занести, — пролепетала она, пристроила бутыли и палочку на ближайшую тумбу и продолжила, будто оправдываясь: — Ключ тоже Лалия дала.

Декан Куртис нахмурился еще сильнее. Не понимал, что раздражает его больше: эта явная ложь бывшей любовницы или то, что женщина отвлекает его и Эниля от заклинания. Вздохнул и покачал головой:

— Оставь на тумбе, я все разложу, — кинул на возмутительницу спокойствия строгий взгляд: — Увидимся за обедом.

— Конечно, — улыбнулась она и исчезла за дверью. Щелкнула замком, снова отгораживая отца и сына от внешнего мира.

Эдриас посмотрел на Эниля, и раздражение как рукой сняло: паренек, как и положено, не останавливаясь, помешивал основу, темно-коричневую, похожую на кисель субстанцию. Куртис-старший довольно фыркнул и полез в сумку за остальными ингредиентами. Основа закипела и пришло время усложнять состав.

Положил рядом с сыном сушеные листья таладонны, ядовитой в больших дозах травы, слегка поникшие, но еще не потерявшие ярко-розовый лоск цветки змеиного зева и свежевымытые корни красануса, хитрого вещества, в некоторых сочетаниях изменяющего свойства зелий до неузнаваемости. Остановился в любопытном ожидании, и в то же время в полной готовности прийти мальчишке на помощь, если та понадобится.

Эниль даже ухом не повел. Ни жестом, ни вздохом не выдал волнения. Каждое его движение выглядело твердым, четким и уверенным. Отломил полтравинки таладонны, измельчил ее пальцами и, будто умелый повар сахарной пудрой, посыпал варево. А потом запел. Недостаточно громко, с дрожью в голосе, но правильно, не пропуская ни слова и не добавляя лишнего. Эдриас на мгновение прикрыл глаза, ожидая, когда откликнется и поможет зал. Сын все делал как надо, с достаточным рвением и умением. Сейчас ему должна ответить комната, а через четверть часа станет понятно, есть ли у него способности понимать ингредиенты. Захочет ли искусство оценить его усилия.

По комнате разнесся горький запах, жидкость побелела и стала походить на молоко, Эниль кивнул, и, не переставая петь, прихватил два средних корня красануса и осторожно опустил их в котел. Помешал восьмеркой, дождался, когда отвар снова закипит, и добавил туда три змеиных зева. Опять довел до кипения и вынул из варева корни. Эдриас насторожился: процесс подходил к концу, а комната так и не откликнулась. В этом не было ничего страшного, если бы зелье творил он или кто-то из опытных коллег, но зеленому пареньку без комнаты варева было не одолеть.

Эниль закончил помешивания, ударил палочкой по кромке котла и положил ее рядом. Замолчал. Жидкость поменяла цвет на болотно-зеленый. Эдриас напрягся в ожидании. Самым лучшим вариантом было погасить огонь в очаге, но тогда варево не успеет дозреть. Приходилось ждать и волноваться.

Зелье забурлило и пошло пузырями. Большими, как в потревоженной дыханием из трубочки мыльной воде. Пузырьки выросли на котле пушистой шапкой. А потом начали лопаться, так громко, будто кто-то неподалеку стрелял из пушки. Приторно запахло жженым сахаром. Аж глаза заслезились. Эниль испуганно посмотрел на отца.

— Заклинание, — одними губами прошептал Эдриас, — еще раз.

Мальчишка закрыл глаза и запел. Неуверенно и тихо. Будто на плохо подготовленном детском празднике. Куртис-старший приблизился к нему и положил руку на плечо. Поклялся себе не вмешиваться, но видеть, как испуган сын, было выше всяких сил.

Пузыри поползли по стенкам котла. Эниль сглотнул и продолжил пение.

— Громче, — вполголоса подсказал Эдриас.

Паренек подчинился и по залу разнесся его звонкий голос. Пузыри замерли, прислушиваясь. Эдриас затаил дыхание. А следом, отражаясь от стен бессчетное множество раз, голос Эниля расслоился и усилился многократным эхом. Запел хором сходных по тембру солистов. Комната согласилась помочь.

Пузыри исчезли раньше, чем закончилось заклинание, а жидкость, как и положено, почернела так сильно, что казалась порождением бездны небытия. Эниль закончил слова, обернулся и уткнулся отцу в грудь. Шмыгнул носом.

— Ну-ну, — Эдриас ободряюще погладил сына по голове. Маленькое сердце билось так бешено, что мужчине стало не по себе. — Еще давай поревем, — поцеловал в макушку: — Ты молодец, все получилось, пусть и не сразу.

— Я так испугался, когда они полезли наружу… Думал, поглотят нас навсегда…

— Бывает, ничего. Все уже закончилось.

Эниль оторвался от отцовской груди.

— А что вы делаете, когда зелье выходит из-под контроля? Когда совсем-совсем ничего не помогает.

— Кидаем цветок ериса, — пожал плечами Эдриас. — Тут главное — не переоценить свои силы и не дождаться момента, когда все уже бесполезно. После ериса, конечно, приходится выливать варево, но зато все остаются живы.

Мальчишка улыбнулся и высвободился из отцовских объятий. Вероятно, страх отпустил и Эниль вспомнил, что он уже достаточно взрослый юноша.

— Будешь учить меня?

— Да, — декан потрепал его шевелюру. — Через год-полтора. Когда подрастешь. Но я страшно горжусь тобой, сын. Сегодня вечером с меня праздник со сладостями.

Эниль кивнул, а Эдриас погасил огонь в очаге и продолжил:

— Пойдем отведу тебя обратно, посмотрю на зелья сам чуть позже. Поход на отцовскую работу не повод увиливать от учебы.

— Ну вот опять, началось, — выдохнул паренек.

Эдриас молча кивнул и зашагал к двери. Отчего-то жутко захотелось рассказать об успехе Эниля Дарие. Утренние волнения улеглись, и он понял, что до сквозняка в груди соскучился по своему ректору.

Поспешил обратно сразу же, как перепоручил сына слуге. Собирался зайти к Дарие, но в последний момент передумал. Решил, что сделает это позже, когда не надо будет помнить ни об уборке в комнате для зельеварения, ни о склянках, которые принесла Мадрия. Не хотелось заниматься при Эниле ни тем, ни другим, и поэтому желанный визит пришлось отложить.

Замешкался у заветной двери, предвкушая неприятные занятия. Больше всего на свете Эдриас не любил мытье котлов и палочек для помешивания. Их следовало не только сполоснуть от остатков зелья, но и очистить от произнесенного над ними заклинания, а эта процедура всегда была немного болезненной. Но, так или иначе, приходилось терпеть неудобства, делать котлы на один раз оказывалось накладно.