Они продолжали чаепитие, ведя дальнейшее беседу.

Утром проследовал в обком партии. Поздоровался, представился.

– Я Зуев из Воронежского ОГПУ, – доброжелательно показал улыбку Георгий Владимирович товарищу Петрову.

У Перова глаза на лоб полезли. Он напугался.

– А кто вы такой? Почему я вас не помню?

– И это ты меня не помнишь, товарищ Петров? Мы с тобой бок о бок десять лет в одной обойме проработали. О чем ты говоришь, товарищ Петров! – возмутился Зуев.

Петров пожимал плечами. Спрашивал:

– О чем Вы? – опуская глаза.

– Вы меня не помните? Я Зуев, приехал из Воронежа по телеграмме обкома.

– Деталей я не знаю, но Вам надо зайти в ОГПУ к Елину.

– Просите, пожалуйста, мне необходимо переговорить с Гюллингом. Вежливо обратился Зуев к Петрову.

В ответ Петров указал Зуеву на дверь:

– Товарищ Гюллинг занят, в горкоме совещание. Освободится и обязательно примет вас, но как только сразу вы уладите, все вопросы с Елиным. Товарищ Елин у себя, вас ждет. – сообщил Зуеву Петров.

Георгий Владимирович вышел из кабинета, покинул здание обкома, вышел на улицу Комсомольская. Брел по заснеженному городу к зданию ОГПУ. Его шапка-ушанка согревала уши от мороза, но лицо снова начало покрываться инеем. Снег хрустел под ногами, валенки согревали ноги. Прошел метров за тридцать. Вышел к двухэтажному деревянному зданию ОГПУ, стоящему на правой стороне улицы. Войдя внутрь здания, бывший нарком Рабоче-крестьянской милиции республики проследовал по натопленному от печей коридору. Приоткрыл дверь кабинета с табличкой с названием «Елин». Сразу как поздоровался, представился Елину и спросил:

– Чем могу служить? Я вынужден поставить вас в известность, что я должен выехать обратно в Воронеж.

В ответ услышал:

– Значит приехал.

Смысл этого выражения Георгий Владимирович сначала не понял, хорошенько подумав, спросил:

– Арестовать можно было бы за что?

– Это ты сам подумай. Дело завести хоть прямо сейчас можно. Была бы ручка да чистый лист бумаги, – рассмеялся Елин в лицо Зуеву.

Зуев, держа холодную выдержку, спокойно говорил:

– Не вы же мне, чекисту со стажем, товарищ Елин, будете объяснять. Так чем могу служить? – повторно спросил Елина Зуев.

– У нас к тебе особо важное государственное секретное поручение. С минуты на минуту должен подойти Ипатов, мы предметно поговорим по вашему вопросу. Присаживайся, ни стой, – показал рукой на стул гостю хозяин кабинета.

Георгий Владимирович снял с себя полушубок, повесил на крючке, туда зацепил снятую с головы шапку-ушанку. Присел на поставленный у стены стул. Коротал время. Дожидался прихода Ипатова.

– Супруга как? Дети, родители еще живы? На здравие не жалуются? Письма отцу пишете? – расспрашивал Елин Зуева, просил Зуева как можно ближе присаживаться спиной к раскаленной горевшим огнем печи. Зуев чувствовал по спине жар. Елин продолжал доброжелательную беседу, улыбался. Дверь кабинета открылась, на пороге появился Ипатов.

– Ты арестован, Зуев! – услышал Георгий Владимирович в свой адрес.

– Что это вы мне? – дрогнул вопросительным тоном голос Георгия Владимировича.

Ему сразу был выдан грубый ответ:

– Да, тебе! Ты арестован! – громко повторил Ипатов.

Зуев переспросил.

– У меня есть возможность позвонить к товарищу Гюллингу?

Но в ответ на просьбу Елин и Ипатов зло усмехнулись, Ипатов говорил:

– Ты, Зуев, сам должен знать, что арестованному звонить никуда не положено. Сдай немедленно сюда документы и оружие.

– Ну, ну. Против вашей силы не попрешь, – сказал им Георгий Владимирович, снимая с кожаной кобуры наградное оружие, полученное им в борьбе за Советскую власть в годы Гражданской войны. Положил наган и документы на стол. – Забирайте и имейте в виду: орден я вам не отдам, не вы мне его давали, не вам его и забирать. – После чего он снял орден Боевого Красного знамени. Положил в задний карман брюк. Пристегнул карман на пуговицу. – Вот так оно лучше будет, – заявил Георгий Владимирович своим бывшим товарищам.

Елин записывал измятое в протокол, окончив все процедуры, вызвал из коридора конвой.

– Пойдем в тюрьму пешком, вставай, – приказал арестованному начальник конвоя.

– Я пешком не пойду, меня весь город знает, перед гражданами позориться не буду, – заявил арестовавшим его людям Зуев.

– Прячешься, значит, вину сознаешь? Ладно, вызову тебе конвой с автомобилем, – грозным голосом сделал одолжение Ипатов, вызвал автомобиль по телефону.

Минут сорок, короткое ожидание, и автомобиль въехал в распахнутые ворота трюмы. Остановился у черного входа в белое двухэтажное здание. Конвой провел арестованного по знакомым каменным коридором сырого каземата, передал на сборку. После формальных процедур бывший начальник карельской милиции оказался на пороге двадцать первой камеры первого этажа, стоящего по отдельности от основного здания, расстрельного корпуса.

– Ты попал здорово! – объяснили прямо с порога новенькому сокамерники. О том, что его посадили в камеру к приговоренным к расстрелу, Зуев знал и без нравоучения плотного заключенного, сидевшего за столом дубком, поставленным на середину камеры одним из сокамерников. Он был не один, он был в группе картежных игроков. На нижних нарах у окна проснулся метр за восемьдесят пять длинный коротыш Саша Коренев, арестованный по сигналу напарника за болтовню слесарь металлургического завода. Он сам не мог поверить глазам. Как может, находится с ним в одной камере главный милиционер республики?

Садись, с нами посадим, рядком да поговорим ладком, – предложил присевший за стол юноша с бородкой. – Чаю крепкого хотите? – услышал Георгий Владимирович новое предложение.

– Спасибо большое, не откажусь, – благодарил он.

Присел за один дубок вместе с узниками.

– Я вас помню, вы на ноябрьских праздниках во время демонстрации на коне по площади скакали. Теперь мы с Вами вместе в одной хате сидим, – выкатил на лоб глаза юноша с бородкой.

Взял в руку алюминиевую кружку. Пил чай. К ним присоединился лет сорока пяти, подтянутый интеллигентный мужчина. Он говорил:

– Ну и что. Я тоже сижу зря. Зимний в 17-м брал. В 19-м защищал от белофиннов Суложгорские высоты, в 20-м штурмовал Перекоп. А 30-м здесь сижу, – рассказал Зуеву сиделец по фамилии Заврудный. Сказал и залез на верхнюю нару, повернулся на правый бок, минут через десять начал храпеть.

– Что поделаешь, если судьба такая, непредсказуемая. – тряхнул бородой и мигнул волчьим взглядом сокамерник Кужжев.

Георгий Владимирович пил чай – чифир. Сделав новый глоток, обратился к усатому в темной рабочей фуфайке доходяге, сидевшему от него по правую руку: