* * *

– Ну хорошо, молодой человек, – согласился с Иваном чекист Краснов. Взял со стола бутерброд, намазанный маслом. С лососем бутерброд.

– Ну, ну, – помотал головой совершено не однозначно юноша, смотря в рот усатому дядьке.

За столом говорилась речь товарища Ровио, подробно описавшего весь жизненный путь, пройденный товарищем Эоганном Андреевичем Ярвисало. По окончании люди поднялись с мест, осушив первую стопку рюмки не чокаясь. За Ровио выступил Шотман, траурный зал снова осушил стопку. Третьей была речь Гюллинга. Говорила и ожившая в черном платке жена, расхваливая и тут же оплакивая ушедшего в мир иной мужа. Следом была пламенная речь революционера Василия Куджиева. Несколько теплых слов сказал директор Кондапожского бумажного комбината товарищ Ярвимяки. Темноволосый с улыбающимся теплым дружеским взглядом, невысокий человек, еле сдерживая эмоции, смотрел печальным добрым лицом, пересказывал, вспоминая покойного секретаря обкома с искренней теплотой. Ваня внимательно слушал, о чем говорит легендарный кондопожский директор.

– Крепись, Иван, – слышал Ваня голос рядом с братьями севшего за стол Егора.

Дядя Саша налил себе рюмку водки.

– Почему нет рядом Алексея Михайловича Мосунова? Неужели он все в оппозиции? – разговаривал Егор Меркушев с отцом.

Другие впали в траур. Выпив по рюмке, ближний стол замолчал. Замкнулся, оставаясь в состоянии ступора. В грустных затуманенных лицах сидельцев просматривался озабоченный печалью вид. Казалось, будет без конца, но стол громом молнии разбудил голос разволновавшегося рабочего-революционера Меркушева, державшего в руке рюмку.

– Все мы знаем, как тяжело потерять друга в брата. А он, Эоганн Андреевич Ярвисало, для нас и был таким братом. Стоя, не чокаясь, – предложил помянуть еще раз соратника Меркушев.

Пропустив новую рюмку, люди молча садились и закусывали.

Тупо смотрели друг на друга, а потом, не прощаясь, вставали с насиженных мест, покидали поминки. Первым ушел Меркушев, следом – его сыновья. За ним потянулись к выходу другие, забирая со стола оставшуюся от поминок еду.

– Если будет плохо, то обращайтесь к нам по любому вопросу. Мы вам обязательно поможем, – заверил родственников погибшего Густав Ровио. Прощаясь с родственниками, он покинул зал.

– Как дальше жить будет? – спросил работник обкома Петров у чекиста Ипатова.

– Кто будет взамен его – честно скажу: кого пленум изберет, того и назначат, – объяснил коммунист коммунисту, чекист чекисту.

* * *

Третьего июля 1929 года в здании обкома партии состоялся пленум областного комитета партии в связи с кончиной Иоганна Андреевича Ярвисало, пленум избрал ответственным секретарем обкома партии ветерана рабочего движения Густава Ровио.

10–13 августа 1929 года пленум областного комитета партии и областной контрольной комиссии ВКП(б) наметил конкретные меры по претворению в жизнь решения ЦК. Пленум обсудил также доклад Густава Ровио «Об существовании национальной политики в республике». Товарищ Ровио в своем выступлении говорил:

– За годы Советской власти под руководством Коммунистической Партии были достигнуты большие успехи в ликвидации фактического неравенства между нациями и народами, в ликвидации фактического неравенства между нациями и народами, в развитии и укреплении дружбы и сотрудничества между ними. Ярким свидетельством этого служила Карелия, где русские карелы, вепсы, финны и другие национальности, сплотившись вокруг партии, достигли заметных успехов в экономическом и социально-политическом развитии… Следует отметить – партийные советские и хозяйственные органы слабо занимались вопросами создания рабочих кадров из местного населения. Пленум обязал партийные и государственные органы республики усилить внимание к вопросам национальной политики, – говорил собравшимся на пленум коммунистам Густав Ровио.

Стоя на высокой партийной трибуне, невысокого роста круглолицый с залысиной и серьезным круглым лицом человек внешне похож, немного на Ленина.

– Необходимо шире вовлекать карельскую и вепсскую молодежь в промышленность, направлять ее в учебные заведения, смелей выдвигать национальные кадры на руководящие посты, усилить идейно-воспитательную работу среди трудящихся коренной национальности, вовлекая лучших из них в ряды ВКП(б)… – говорилось оратором в адрес пленума.

Пленум аплодировал. Единогласно проголосовал: «Да!» Сидевшие в первых рядах члены поправляли на спине воротнички, зачесывали руками на головах чубики, лица были несерьезные, довольные, былая серьезность спала как грусть. «Этот очень ответственный человек, я его давно знаю».

* * *

В деревне «Варлов Лес» Олонецкого района проходила собрание по коллективизации единоличных хозяйств.

Игорь Николаевич Надкин выступал сразу после того, как на съезде выбрали председателя сельсовета, Шубова Василия, так как он хорошо воевал с белофиннами.

Игорь представился и объявил:

– Я прибыл вам в помощь из Петрозаводска, по поручению лично товарища Гюлинга, сказать вам, что теперь работать будем сообща а зерно получать по количеству заработка.

В помещении стоящей по центру деревни читальной избы разговор проходил в спокойной обстановке. Мужики курили, каждый высказывал свое мнение, никто не шумел. Богданов Евсей, самый рослый, награжденный тремя крестами за участие в мировой войне, не поднимая скандала, сказал:

– Колхозы придумали евреи!

– Скажи на милость, чем они тебе не понравились, умные люди? – подтвердил его мнение гость из Петрозаводска.

– Карел не должен по еврейскому закону жить, – громко вмешался Василий Мокеевич.

Председатель не согласился с Василием, громко крикнул:

– Что, коммунисты хотят сделать жизнь лучше!

Безлошадный крестьянин Тупицын Матвей встал и подошел к столу первый, уверено просил:

– Записываете меня в колхоз! – поставил свой крест чернильницей на бумагу Матвей.

Он сел на скамейку. В избе слышался голос весьма авторитетного Юрия Прокофьева:

– Надо повременить с колхозами, всей правды мы-то не знаем, так что надо подумать, посоветоваться, посмотреть, как в других деревнях дела обстоять будут, потом снова собраться и решать, – говорил людям Прокофьев, но тут его перебили:

– А что, собственно, решать – доверять Советской власти или нет? Это ты имеешь в виду, дорогой наш зажиточный? Решать будем сейчас общим голосованием и выскажем заодно, доверяем ли мы нашей родной советской власти, или нет? – обратился персонально к Прокофьеву Игорь Николаевич.

Прокофьев поднялся с места и сказал:

– Я против Советской власти не возражаю, но сельсоветчику новому не доверяю, вас я не знаю, – услышал Игорь Николаевич в отношении себя.

Встал с места, сказал:

– Товарищи, я предлагаю проголосовать. Вы доверяете Советской Власти, или нет? Будем вступать в колхоз?