Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я остаюсь здесь. И точка, — жестко сказала тетя. Потом добавила более мягко: — А вы двое возвращаетесь.
Я собрался опять начать выяснять все по новой, но по ее взгляду понял, что она заранее знает все, что я ей скажу, и лучше не тратить на это время.
— Мне слишком многое нужно здесь сделать. Я не хочу растрачивать себя на такие мелочи, как Дженни Ганивер. Хотя постойте-ка, вот вы оба и поможете мне позаботиться о ней!..
Я хотел заговорить, но язык перестал меня слушаться. Тетя Лили бросила рассеянный взгляд в сторону тети Джойс.
— Я отправлю эту глупую женщину следом за вами, когда вы будете к этому готовы.
Я до сих пор отчетливо помню, как она открыла свою маленькую книжку в последний раз. Я помню улыбающихся Виспера и Хрюка, Стод и Сквота. Жующего язык Вгфна Мгфни. И мяукающую Мог.
— Но… Но…
Времени на сентиментальные прощания не было.
— Ой, Билли! Я ничегошеньки не вижу!
— Мэри! — Я обо что-то споткнулся. — Ты где, сестренка?
Прямо как игра в жмурки!
— Ой! Билли! Свет режет мне глаза!
Свет? Ну да, теперь и я прочувствовал его на себе — он был ослепляющим. И было очень жарко. Пот лил с меня в три ручья.
— Мэри!
Я попытался нащупать ее. Потом я открыл один глаз и тут же закрыл его снова. Мои руки коснулись какой-то жесткой поверхности. Она была теплой и разбивалась на зигзагообразные линии. Сверху вниз и из стороны в сторону.
Наконец мои глаза привыкли к яркому свету и открылись. Я четко различил два цвета — голубой и невероятно насыщенный белый. Это было солнце. Огромное солнце в ясном небе. После длительного созерцания одной только луны вид солнца стал для нас настоящим потрясением.
— Билли!
Мэри находилась совсем близко от меня. Ее лицо морщилось от непривычно яркого света. Мы стояли спиной к высокой кирпичной стене. Обычной кирпичной стене. За ней был парк с обычной травой, обычными деревьями, обычными качелями и каруселями, обычный прудик и обычный мусор, разбросанный по всему парку. Подул легкий ветерок, пуская рябь по водной глади и раскидывая пустые пластиковые бутылки и бумажный мусор по окрестностям.
— Билли, у меня такое чувство, что мы дома…
Мы действительно были снова дома.
— А где Мог? — спросил я. — Ты где, поганка маленькая?
— Неужели она от нас отстала? — расстроилась Мэри.
— Может быть, она просто не захотела возвращаться?
В этот момент раздалось чье-то неуклюжее, неумелое мяуканье. На стене парка сидела Мог, уставившись на нас своими круглыми глазами. Во взгляде ее читался немой укор.
— Мог, ты в порядке?
— Мя-я-я-я-у-у-у-у-у! — завопила она.
— Мог, что с тобой?
— Мя-я-я-у-я у-у-у-у! — снова раздалось нам в ответ. Когда Мог поняла, что она не говорит словами, а мяукает, она затянула свое «мяу» с новой силой.
— Ой, Мог, ты теперь не можешь говорить…
Мог смущенно лизнула себя и пошла к дальней стороне стены.
— Вернись, глупая кошка! Потеряешься!
Мог не удостоила нас ответом.
— Наверное, она должна отыскать свой собственный путь домой, — предположил я. — А у нас с тобой и без нее проблем хватает!
— Билли, ты думаешь она все еще здесь? Эта Дженни Ганивер? Что нам делать с этой ведьмой?
Лучше бы Мэри не задавала этого дурацкого вопроса!
— Откуда мне знать? — вскипел я и пнул ногой консервную банку.
Она полетела в сторону пруда, и я пошел следом за ней. Из воды на меня смотрело мое беспокойное отражение.
— Это нечестно! У нас даже книги теперь нет. Ей достаточно будет только взглянуть на нас и произнести свои заклинания — и мы снова куда-нибудь денемся.
— Хватит, Мэри! Я пытаюсь что-нибудь придумать, — осадил я сестру, слушая вполуха. Я поводил кончиком ботинка по воде и стал наблюдать, как за рябью исчезает мое отражение. — Мэри, повтори-ка еще раз, что ты только что сказала!
— Ты насчет заклинаний?
— Это то, что надо! — воскликнул я. Мне в голову пришла поистине гениальная идея. — Пошли, Мэри, в этой стене есть ворота.
— Глазам своим не верю! — сказала Мэри.
Ворота были заперты на замок с цепью. Я легко перелез через них. Мэри последовала за мной, запихнув подол платья в трусы. Но наше удивление вызвали не сами ворота, а то, что было за ними…
За воротами проходила дорога. На ней была автобусная остановка. За остановкой возвышалась гора. Я сразу ее узнал.
— А куда делись все дома?
Исчезли не только дома. Пропали неприглядные магазинчики, люди и машины и даже пыль из воздуха. Кое-что все же осталось, и это только ухудшало общий вид. Местами встречались отдельные домики из красного кирпича. Единственная оставшаяся улица на фоне горы выглядела очень странно — она была похожа на тощий комок травы на спортивном поле. Между немногочисленными домами не было вообще ничего. Просто голые участки горы.
— А что случилось с Фруктовой улицей, а, Билли?
Я попытался представить себе ее примерное местонахождение. Я все еще помнил папины наставления: миновать Юнион-Холл (но эта улица исчезла) и на третьей по счету улице повернуть налево.
— Третья улица налево! Она еще не исчезла! — воскликнул я и, смутившись, добавил: — Я так думаю…
— Может, позвоним в службу спасения? — с надеждой спросила Мэри.
Я даже не стал утруждать себя ответом на этот вопрос.
Мы начали взбираться на гору. У одного из оставшихся на ней домов мы вдруг услышали электронный щелкающий звук. Леденящий душу, завывающий металлический голос пронзительно прокричал: «Р-р-р-р… Фр-рр-р… ПЖЛСТА… В-в-с-се-м-м… ос-с-с-тав-в-в-атьс-с-ся на с-с-ссвв-оих-х-х мес-с-стах-х-х… Не дв-в-игатьс-с-ся… В-ВЫ В БОЛЬТС-С-С-ОЙ ОПАС-С-СН-СНО-СС-ТИ…»
— Какой-то кретин развлекается с рупором, — предположила Мэри.
Когда все стихло, послышался более знакомый звук.
— Пошли быстрее!
Мы свернули на Фруктовую улицу. С обоих концов на ней стояли толпы неприятного вида людей. Они пихались и пытались прорваться через какой-то заслон. За ними я смог разглядеть голубые береты. Полиция! Везде: на крышах домов, в проемах окон — виднелись лица с прижатыми к ним винтовками.
Раздался еще один электронный щелчок. И снова зазвучал металлический голос: «Р-р-р-р… Фр-рр-р… ПЖЛСТА…. ОТ-Т-ОЙ-ДИ-ИТ-ТЕ… М-М-МЫ БУ-У-У-ДЕМ ДЕ-Е-ЕЛ-ЛАТЬ ЕЩ-Щ-ЩЕ ОД-Д-ДНУ ПОПЫ-Ы-Т-ТК-КУ-У…»
— Не пускай дальше этих зевак, Добсон! Попытайся сдержать их натиск! — закричал голубой берет, находившийся за линией полицейского кордона. — Они идут на прорыв!