Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собаки потеряли след, стало тихо, но из густоты аллеи вдруг материализовалась фигура – тень без лица.
Ее поймали быстро, сил на бег совсем не осталось. Ее пытались раздеть, несколько раз валили в траву, рвали платье, сдирали украшения. Лай, далекий лай, непрекращающийся и оглушающий лай собак совсем близко.
– Эмиль! – не выдержала она, надеясь, что тот прячется где-то рядом, в кустах парка, может быть, с камерой, снимает ее борьбу и позор. – Эмиль! На помощь! Все, хватит… Хватит!
Последнее слово она адресовала безлицему, который грубо раздирал ее корсет. Вера смогла сфокусировать взгляд и увидеть, что это человек из плоти и крови. И он один.
– Не ори, дура, дай снять реквизит. Я вызову такси, и ты можешь валить на все четыре стороны.
Он открутил с помощью отвертки обруч на голове, снял с рук браслеты, перевернул на живот и долго возился с винтиками на корсете, Вера сопротивлялась, он вжал ее лицо в траву. Извернувшись змеей, она засадила ему затылком в подбородок.
У него была сумка через плечо, как у почтальона, куда он складывал реквизит. Все вывалилось, и он упустил свою жертву. Вера вдруг решила, что ее разденут донага, на ней не оставят никах улик. В такси она поедет в чем мать родила. Этого нельзя допустить!
Почувствовав легкость в теле – с нее сняли как будто килограммов сто, – она вскочила на ноги и бросилась через широкую аллею к фонтану. Там сидел человек с зонтиком, кажется, женщина, в платье.
– Помогите! Помогите, прошу!
Зонтик посреди пустынного ночного парка выглядел подозрительно. Может, это один из участников ее коронации? Сидит в белом платье с длинной юбкой, держа на плече раскрытый зонт. Ноги раскинуты в сторону, как у куклы, голова свесилась набок.
Веру пробил ток осознания. Белое платье в области живота было темным от крови. Она остановилась, нелепо уставившись на странно неподвижную фигуру. Потом бросила взгляд назад, на своего преследователя. Тот исчез, испарился, будто его и не было.
Она медленно приблизилась. Голова коротко стрижена, лицо ребячье. Это не женщина – ребенок, мальчишка лет четырнадцати-пятнадцати. Вера закричала так сильно, что ощутила, как рвутся голосовые связки, но голоса по-прежнему не было. В ужасе она схватила себя за горло, стала метаться, задыхаясь.
Тотчас неведомо откуда вновь появилась темная тень ее преследователя. Он обхватил ее сзади неожиданно сильными руками.
– Все, все! Это я, Кристоф. Не кричи!
– Он мертв, мертв!
– Да кто?
Вера открывала и закрывала рот, силы ее оставили. Город огласил вой сирен, замигали синие огни полицейских машин и красные «Скорой помощи».
Минут десять Кристоф Герши пытался добиться от Веры, откуда она вылезла, а она рвалась из его рук, все еще думая, что это ее преследователь нагнал все-таки, желая содрать остатки одежды.
Сквозь гул в ушах пробились сирены, в поле зрения попали отсветы проблесковых маячков, и она обессиленно повисла на руках комиссара. Сияние красно-синих лампочек вернуло ее из ада на землю.
Вид у нее был таким, будто она и вправду спускалась в Аид. Кровавый ободок обнимал лоб, скулу пересекал синяк, искусанные и истерзанные руки, клочьями свисавшее платье. Полиция оцепила парк Тюильри, но, когда Вера сказала, что была в подвале Лувра, никто не поверил. Она указала на то место, где ее едва не растерзали собаки, судорожно стала рассказывать, как она выбежала из арочной двери подвала, как перелезла через дренажный канал.
К крыльцу Школы Лувра и длинной стене с полуарками подвальных окон направили несколько человек, но там ничего не нашли: ни клочков ее платья, которые она оставила на ограде, ни следов на песке, хотя она долго на нем лежала, пытаясь подняться. В подвал просто так не попасть, нужно было разрешение. Охрана Лувра отказывалась содействовать полиции без соответствующей бумаги.
– У Куаду точно был свой способ попасть туда, – трясясь от страха, сипела Вера. – Я была в Лувре! Это был Лувр.
Ярость сменяла чувство потрясения. Кристоф все не отпускал ее, пытаясь усадить на борт фонтана. Никто не хотел ей верить. Все толпились вокруг мертвого мальчика в платье. Ей еще предстояло осознать, чем закончилась ее операция.
В толпе мелькнуло бледное лицо Эмиля, но тотчас его заслонили: к Вере подбежали с камерой и микрофоном телевизионщики. Темнокожая девушка с ярко-красными губами и пышным хвостом что-то тараторила на камеру. Вера вырвалась из рук Кристофа и бросилась на нее.
– Посмотрите! Вот что сделал со мной этот негодяй Куаду! – прокричала она, оттолкнув ведущую и обхватив объектив камеры руками. – Ты слышишь меня, негодяй, мразь? Завтра весь город будет это знать! Ты опаиваешь несчастных доверчивых, влюбленных в искусство девушек, а потом заставляешь в таком наряде убегать от двух пинчеров. И все это творится в величайшем музее мира, который ты знаешь лучше, чем свою ладонь. Ты водил меня по Лувру, бегая между залами так, будто живешь в нем сто тысяч лет. Я погублю тебя, я утащу тебя за собою в ад, слышишь меня, Куаду!
Парень с камерой даже не думал уходить. Он направил на нее объектив и жадно подкручивал линзы, то приближая разгневанное лицо Веры, то отдаляя, чтобы взять в кадр ее растерзанный вид с головы до ног.
Она, наверное, долго кричала бы для телевизионщиков, прекрасно понимая: завтра если не на центральных каналах, то на Ютубе этот ролик непременно появится, хуже – разнесется по всему Интернету, как вирус. Но к ней подбежала Зоя и принялась ее успокаивать.
– Не надо, Вера, не надо… Завтра вы будете об этом жалеть.
– Жалеть? – Вера оттолкнула ее, вновь кинувшись к камере.
– Ни черта я не буду жалеть, – кричала она, тыча пальцем в объектив, – потому что я нарочно поддалась соблазнам, чтобы Эмиль Герши мог его разоблачить, и те бедняжки, над которыми он надругался подобным образом… чтобы они были отомщены! Будь ты проклят, Куаду! Будьте вы все прокляты!
Она бросилась к фонтану, села на борт, закрыла лицо руками и разрыдалась. Зоя присела рядом, пытаясь ее утешить, гладила ее торчащие во все стороны волосы, в которых застряли кривые проволоки от причудливой прически. Сил сопротивляться у Веры уже не осталось.
– Эй, вы! – послышалось сзади. – Для девушки тоже нужны носилки. Тащите сюда!
Кругом расхаживали полицейские, кто-то распоряжался насчет мертвого мальчика, прибыла бригада криминалистов в белых комбинезонах.
– Мой телефон! – вскочила