Перстень Дружбы и выплатил три тысячи полновесных, абсолютно легитимных орбов.

Очень, очень долго бедному демоненку придется отрабатывать подобный долг. Особенно с учетом процентов.

Ну а Ао на всю сумму набрала у Зукты Ме. Да не десять, а одиннадцать… двенадцать… тринадцать…

— И еще вот это, — указала она на Махнемся Не Глядя.

— На это уже не хватает, — улыбнулся Зукта. — Оно стоит триста орбов, госпожа.

— А мне ты его за сто предлагал, — припомнила Лахджа.

— Для своих у меня особо низкие цены, — сверкнул белыми зубами торговец Ме. — Я делаю скидку тебе, ты мне. Принцип взаимовыручки.

— И все-таки я его хочу, — повторила Ао. — Пусть Ахвеном задолжает еще.

— Дамочка, долг долгом, но мои карманы не бездонны, — заметил Вератор. — Три тысячи орбов. Как, по-вашему, сколько времени понадобится демону-подростку, чтобы это отработать? Я очень рискую, потому что при его умении находить проблемы на свою шею он может сдохнуть, прежде чем выплатит долг. В этом случае долг перейдет на поручителя, а он, знаете, тоже мастер находить проблемы.

— Я уже жалею, что в это ввязался, — проворчал Майно. — В чем моя выгода? Ни в чем!

— Г-госпожа, я буду верно служить тебе до конца моей жизни… — заверил Ахвеном. — Как только расплачусь… клянусь Центральным Огнем!

— Ты вот скажи, Компот, — ухмыльнулась Ао. — Это того стоило? Теперь ты изгой. Раб смертных. По уши в долгах. И все ради чего?

— Я тоже был пьян, — впервые признался Ахвеном. — Я не думал. Я просто обрадовался, а потом подумал, что когда ты проснешься, то потребуешь назад, и сбежал. Потом я пожалел, что сбежал, но понял, что ты уже проснулась и жаждешь моей крови. И я испугался. И спрятался в единственном месте, где меня ждали…

— Мы тебя не ждали, — заверил Майно.

— Я не о тебе говорил, — фыркнул Ахвеном.

Шесть своих элитных, особо ценных Ме Зукта Ао не показал и даже не упомянул. Лахджа понимающе хмыкнула — если кто-то вроде Чародейки узнает, что прячет в закромах этот торговец способностями, ее охватит нешуточный соблазн. В отличие от Ахвенома, Зукта свои сокровища держит на материальных носителях, так что их вполне можно и украсть, и отнять… и снять с трупа.

Когда Ао, все-таки выторговавшая у Зукты Махнемся Не Глядя, удалилась счастливая и довольная, с тринадцатью новыми Ме, добрая половина которых была лучше ее утраченных, Ахвеном тяжко вздохнул. А Вератор принялся его утешать, говоря, что ничего страшного, отработает, демоны в его дружбосети есть, и они отлично себя чувствуют.

— Спасибо, госпожа… наверное, — пробубнил Ахвеном, прощаясь с Лахджой.

— Ну-ну, не обижайся. Это максимум того, чем я могла тебе помочь в обмен на все то огромное ничего, что ты мне дал.

— Справедливо… наверное…

— Твой долг настолько велик, что о нем незачем беспокоиться. Считай, что у тебя изменился образ жизни — и не считай времени. Поверь, это не так уж плохо. Ты все равно бессмертный, а вечность чем-то надо заполнять.

— Я бы предпочел заполнить ее чем-нибудь поприятней. Что ты сама планируешь делать, когда умрет твой смертный муж?

— Плакать, — отрезала Лахджа.

Она не хотела об этом думать.

— К слову об этом… — замялся Ахвеном. — В урочище мне пока что путь заказан… я думаю, Чародейка со временем остынет, но пока лучше… я… можно, я пока поживу у тебя, госпожа?

— Ты что, совсем?.. Нет. Иди к Вератору, теперь он твой хозяин. Роллы крутить умеешь?

Глава 7

В Мистерии заканчивалась осень. Подходила к концу луна Осьминога, приближалась луна Ястреба. Был Соломенный день, завтра ожидался Матернидис, и Астрид размышляла о двух вещах. Первое — нужно подарить маме что-нибудь хорошее, потому что Матернидис — это Материнский День. Второе — надо подстричься.

Волосы у Астрид отросли уже слишком сильно. Они стали такими длинными, что спускались почти до хвоста. Мешали лазить по деревьям и вообще много чему мешали. В последний-то раз Астрид стригли давно, еще в детстве… ей было лет шесть… хотя как стригли? Она просто накрутила на волосы медовых петушков и объявила себя Самой Сладкой Принцессой, так что ее обкорнали.

Но потом ее стричь перестали. Мол, зачем, ты же девочка, волосы — это твое богатство, твоя гордость, бла-бла-бла. Как борода у цверга, как клыки у орка, как чванство у эльфа. Нельзя с этим расставаться.

Но у Астрид были свои соображения на этот счет.

Вообще-то, Астрид гордилась своими волосами. Они у нее не серебристо-белые, как у мамы, а скорее похожи на папины и даже еще темнее. Почти черные. При этом мягкие и шелковистые, самую чуточку грубее, чем кошачья шерсть. Когда Астрид летает горизонтально, они очень красиво развеваются, идут волнами при каждом взмахе крыльями. Сама Астрид, конечно, себя со стороны не видела, но ей другие говорили, причем говорили восхищенно.

Но воину настолько длинные волосы излишни, решила Астрид. Они мешаются, в них запутываются репьи, и их надо часто мыть, иначе они засаливаются. Это маме хорошо, она просто сметаморфировала туда-сюда, волосы исчезли, волосы появились. И все, и как новенькие. А Астрид так не умеет, так что придется удалить.

Папу обычно стрижет Снежок, своей кошачьей магией. Просто водит лапками, и волосы аккуратно сокращаются, усы и борода тоже. Очень быстро и удобно.

Мама не стрижется совсем. У нее уже очень длинные волосы. Она их теперь заплетает или делает пучок.

Веронику они тоже не стригут. Мало им было Волосни, хотят, чтобы все тут ходили волосатые.

Кроме папы, папа хорошо устроился.

Сначала Астрид обратилась к Снежку, но тот ее стричь отказался. Потом она попросила енота, он тоже может постричь, только уже не магией, а просто ножницами. Хотя это тоже магия, потому что он щелкает ими так быстро, что глаз не успевает уследить.

Но в итоге все фамиллиары Астрид предали. А Копченый тоже наотрез отказался и взмахнул своими длиннющими белыми волосами. Они у него почти такие же длинные, как у Астрид, но Копченый сам не хочет стричься, потому что эльф.

Так что Астрид пошла туда, куда всегда ходила, когда совершала что-то в серой зоне закона. К гоблинам.

— Конечно-конечно, ща мы тя обкорнаем, — сказала тетя Грымза, помешивая свою вечную похлебку.

— Астрид, не надо! — взмолился пришедший с ней Копченый. — Ты пожалеешь!

— Да лан, нормально все будет! — отмахнулся Зубрила. — Ща-ща! Нас мама всех стрижет!

— Это-то и плохо… — аж зажмурился от ужаса Копченый.

— Можем и тебя постричь, маленький чимча, — добродушно предложил усевшийся за стол дядя Хмырь. — Вон как оброс-то, волосья аж до