На следующий день мисс Теобальд по очереди вызвала к себе всех трёх девочек. Первой была Карлотта. Она, как и ночью, спокойно, прямо и твёрдо сообщила, за каким занятием они застали Пруденс, а также добавила кое-что от себя.

– Она презирает меня за то, что я работала в цирке, – сказала Карлотта. – Но, мисс Теобальд, такая девочка, как Пруденс, не проработала бы ни в одном цирке больше недели. Она опасный человек.

Мисс Теобальд промолчала, но в душе она была полностью согласна с Карлоттой. Пруденс опасна. От неё не будет добра школе Сент-Клэр, да и Сент-Клэр вряд ли поможет Пруденс. Мисс Теобальд всегда гордилась тем, что её школа благотворно влияет почти на всех учениц без исключения. Но, похоже, Пруденс относилась к тем редким исключениям, которым школа Сент-Клэр не могла дать ничего.

Пруденс была единственным ребёнком в очень богатой семье, родители души в ней не чаяли и искренне верили, что она действительно такая, какой так умело притворялась. Бедная Пруденс! Как жаль, что родители никогда не были с ней строги и не наказывали за дурные поступки, а лишь огорчались и умоляли быть хорошей девочкой.

Следующей была Бобби. Она неохотно говорила о Пруденс и была очень удивлена тем, что директриса встретила её холодно и без малейшей улыбки.

– Неприятно поймать кого-либо на жульничестве, – сказала мисс Теобальд, глядя прямо на Бобби. – Мне кажется, ты ненавидишь жульничество больше всего на свете, Роберта.

– Да, мисс Теобальд, – ответила Бобби, которая всегда была честной и правдивой, несмотря на все свои проделки. – Жульничество – это ужасно. Мне кажется, я возненавидела бы себя, если бы повела себя так, как Пруденс.

И тут мисс Теобальд сказала удивительную вещь.

– Мне странно, Роберта, что ты, при твоём серьёзном отношении к честности, позволяешь себе жульничать.

Бобби не поверила собственным ушам.

– Что вы сказали, мисс Теобальд? – переспросила она. – Кажется, я неправильно расслышала.

– Ты расслышала правильно, Роберта, – ответила директриса. – Я сказала, странно, что ты позволяешь себе жульничать при таком серьёзном отношении к честности.

– Я не жульничаю, – проговорила Бобби, густо краснея. Её глаза заблестели от удивления и гнева. – Я в жизни не жульничала!

– Не могу ничего сказать про всю твою жизнь, – ответила директриса, – но последние два месяца мне известны хорошо, Роберта. Зачем родители отправили тебя сюда? Чтобы ты развлекалась и приятно проводила время? Зачем они платят за твоё обучение большие деньги? Чтобы ты валяла дурака и веселила окружающих? Ты жульничаешь, Роберта, да, ужасно жульничаешь. Ты обманываешь собственных родителей, которые готовы платить любые деньги за то, чтобы мы научили тебя всему, чему только можно. Потому что не учишься. Ты обманываешь школу, потому что у тебя ясная голова и ты способна поддержать честь своего учебного заведения, но ты не хочешь даже попытаться сделать что-то для школы. И, в конце концов, ты обманываешь саму себя, потому что лишаешь себя преимуществ хорошего обучения, распускаешься, вместо того чтобы закалять характер, отказываешься выполнять обязанности и брать на себя ответственность. Ты хочешь плыть по течению, по возможности не утруждая себя, и получать удовольствие от дешёвой популярности, развлекая и смеша класс незамысловатыми шутками. По-своему ты жульничаешь не меньше, чем Пруденс.

Бобби побелела. Никто никогда не говорил ей ничего подобного. Её всегда любили и ученицы, и учителя, и вдруг директор школы говорит такие кошмарные вещи, о которых Бобби ни разу не задумывалась. Это был ужас.

Девочка сидела не шевелясь и молчала.

– Можешь идти, Роберта, – сказала ей директриса. – Но я бы хотела, чтобы ты обдумала мои слова и была честна сама с собой. Если ты действительно такая честная, как говоришь, тебе придётся признать мою правоту, и тогда, может быть, я начну получать хорошие отзывы о тебе.

Бобби встала всё с таким же побледневшим лицом, что-то пробормотала и вышла из кабинета как во сне. Разговор с мисс Теобальд стал для неё настоящим потрясением, до сих пор ей никогда не приходило в голову, что жульничать можно по-разному.

Пруденс вызвали к директору последней. Но мисс Теобальд знала, что с ней предстоит самый тяжёлый разговор. Подумав, директриса решила, что с этой девочкой лучше всего говорить прямо и откровенно. Пруденс должна чётко понять свою ситуацию и сама сделать выбор.

Пруденс вошла в кабинет, дрожа от страха. Она попыталась смотреть мисс Теобальд прямо в глаза, но у неё не получилось. Директриса предложила ей сесть, окинув таким же ледяным взглядом, каким перед этим окинула Бобби.

– Пожалуйста, мисс Теобальд, – сразу начала Пруденс, которая предпочитала брать инициативу в разговоре в свои руки, – пожалуйста, не думайте обо мне самого плохого.

– Я уже думаю о тебе самое плохое, – тут же ответила директриса. – Самое-пресамое. И, к сожалению, всё это правда, Пруденс. Я знаю характер каждой девочки в школе. Знать ваши характеры – моя работа. Я могу не знать твои интересы и склонности, отношение к тебе одноклассниц, твои способности – это мне подскажет классный руководитель. Но я отлично знаю твой характер, всё, что в тебе есть хорошего и плохого, твои возможности, достоинства и недостатки. Это мне известно очень хорошо. И я прекрасно знаю, что ты из себя представляешь.

Пруденс снова зарыдала. Она часто пользовалась слезами, когда имела дело с «недобрыми», как она их называла, людьми. Но слёзы никак не подействовали на мисс Теобальд. Пожалуй, наоборот, её взгляд стал ещё холоднее.

– Можешь плакать сколько угодно, – сказала она. – Но я отнеслась бы к тебе с бо́льшим уважением, если бы ты смело посмотрела мне в глаза и выслушала, что тебе говорят. Нет никакой необходимости рассказывать тебе про тебя, про твою нечестность, лживость, злобу. Ты достаточно умна, чтобы видеть собственные недостатки, и, к сожалению, достаточно хитра, чтобы уметь ими пользоваться и скрывать от других. Школе Сент-Клэр нечего предложить девочке, подобной тебе. Ну разве что тебе хватит смелости прямо взглянуть на свои недостатки и попытаться самой избавиться от них, пока ещё не слишком поздно. Если ты этого не сделаешь, я не оставлю тебя в Сент-Клэре. Обдумай мои слова и не обманывай себя. Даю тебе время до конца четверти, чтобы принять решение. Иначе, Пруденс, ты не будешь учиться в нашей школе.

Наверное, язык угроз был единственным языком, который понимала Пруденс. Она с ужасом уставилась на директрису.

– Но… но… что скажут мои мама с папой? – хрипло прошептала она.

– Это зависит от тебя, – ответила ей мисс Теобальд. – А теперь, пожалуйста, иди. У меня масса дел сегодня утром, я и так слишком много времени потратила на вас троих.

Пруденс вышла из кабинета такая же потрясённая и убитая, как Бобби. Взяв портфель, она отправилась на следующий урок, но не слышала почти ничего из того, что рассказывала учительница истории мисс Льюис. Бобби тоже не слушала. Обе девочки были полностью поглощены своими мыслями.