Без мирного урегулирования разногласий, обнаружившихся в Кяхтинском договоре, существенной официальной торговли между Россией и Китаем в XVIII столетии существовать не могло. Этим договором как таковым предусматривались одни только возможности, не ставшие сами по себе явью. Действия, предпринятые с обеих сторон после 1728 года, послужили всего лишь созданию обстановки одновременно для государственной и частной торговли, получившей развитие на протяжении целого столетия. С обеих сторон появились приграничные торговые пункты, в которых купцы-единоличники (и государственные чиновники) могли бы собраться для обмена своими товарами; обе стороны попытались закрыть границу, чтобы принудить купцов заниматься своим делом в одних только предписанных им торговых городах; обе стороны внесли относительно незначительные, но важные изменения в свои административные структуры в пограничной зоне. Рассмотрение последствий принятых для оживления торговли мер является сутью изложения следующих трех глав.

Прежде чем Кяхтинский договор заключили, ратифицировали и обменялись его экземплярами, посол С.Л. Владиславич-Рагузинский, заручившись разрешением китайской стороны, распорядился со всей возможной скоростью отправить в Пекин обоз с товарами. Летний зной спал, и на небе не наблюдалось ни облачка утром 5 и 13 сентября 1727 года, когда два обоза начали движение в Монголию и Угру. Несмотря на огромное облегчение всех тех, кто отправился в путь после несусветной волокиты, и комиссар обоза Дмитрий Молоков, и его компетентный помощник, доверенное лицо и большой искатель приключений Лоренц Ланг испытывали противоречивые чувства. Больших надежд на нынешний обоз и все остальные возможные подобные предприятия возлагать не приходилось. Обозной команде в конце-то концов пришлось ждать на границе больше трех лет, а ведь многие товары, которые предстояло доставить на место, собирались на протяжении еще как минимум семи лет до того. Часть пушнины уже начала портиться, а к текстильным изделиям подбиралась моль. Кроме того, о благоприятных условиях обмена товаром в Пекине и в Угре по пути в китайскую столицу оставалось только мечтать. Государственные власти, как всегда, настаивали на нереалистичных высоких ценах за свои товары, особенно на те, что больше уже не относились к первоклассной категории. Ситуация усугублялась тем, что сибирским купцам разрешили свободно торговать ценным соболем и ревенем. И все ради привлечения в Россию не облагавшегося таможенной пошлиной китайского золота и серебра при том условии, однако, что купцы отправят их на Денежный двор, как это им разрешили делать с 1723 года. Единственным предметом большого значения для китайской и монгольской торговли, все еще категорически запрещенным для частной торговли, оставались китайские табачные шары. И даже их пустили в свободное обращение в соответствии с указом Высшего тайного совета от 26 сентября 1727 года. Все эти свободы были дарованы императорским указом чуть больше чем за два месяца до этого. Теперь купцам-единоличникам запретили вывозить шкурки соболя и прочие дорогие меха на китайские территории, коль скоро в Китай отправляются государственные обозы для торговли там, а китайцы с конца 1724 года закрыли для них даже Угру.

Несмотря на такие меры, рынки Пекина могли оказаться насыщенными русскими мехами, доставленными легальным и контрабандным путем, а преобладающие рыночные цены там назначались гораздо ниже тех, что требовали в Сибирском приказе. Опасения Л. Ланга по данному поводу, как ему придется в скором времени убедиться, имели под собой все основания. Предводители нынешнего обоза не скрывали закономерных сомнений и поэтому подали прошение С.Л. Владиславич-Рагузинскому на назначение твердых окладов в серебре вместо разрешения торговать за свой счет, что прежде считалось обычной практикой. Посол на такие условия согласился, и Д. Молоков получил оклад 600 рублей в год; начальник стражи Иван Ногнев (Ножнев) — 100 рублей; а два переводчика — по 50 рублей каждый. Только присяжные оценщики товара не удостоились зарплаты, зато получили разрешение на перевозку товара на 200 рублей каждый с оплатой обычных таможенных пошлин после возвращения в свою страну. Поскольку сначала нужно было сбыть государственные товары и только потом заниматься товарами частников, виды на приличный доход от приватной торговли в Пекине представлялись совсем не обнадеживающими.

Путь до Пекина удалось преодолеть без особых происшествий, хотя пересечение пустыни Гоби всегда оставляло незабываемое впечатление. Обоз отправился в дорогу в следующем составе: всего 205 мужчин, 1650 лошадей (из которых 400 под кавалеристами), 475 возов с товарами, 162 воза с провизией и необходимым в пути имуществом, а также 562 головы рогатого скота, предназначенного для пропитания обозников в пути. Повозки нагрузили пушниной, кустарными изделиями, а также деньгами на закупку золота и серебра на общую сумму 285 404 рубля. Львиная доля приходилась на сибирскую пушнину — почти полтора миллиона шкурок белки плюс несколько меньшие количества горностая, соболя, лисы, рыси, выдры и т. п.

Император Юнчжэн приказал руководству Лифаньюаня оказать русским обозникам на время их нахождения в пути всю необходимую помощь. Чиновник из этого китайского ведомства присоединился к обозу с конкретной задачей предохранения его лошадей и скота от посягательств всевозможных воров. По согласованию с китайской стороной русские обозники поместили своих лишних лошадей и коров в специальный загон по ту сторону Великой Китайской стены, как они об этом и просили. В случае потери коровы или лошади из-за действий похитителей в пользу обоза предполагалось возмещение ущерба, так как «Россия представляет собой мелкое иностранное государство». Так сказано в послании китайского императора своим русским гостям. Беда заключалась в том, что его послание оказалось не очень-то весомым. Император обязал коменданта обоза следить за достойным поведением своих людей, пресекать попытки драк и ссор, а также предотвращать любые случаи воровства и разбоя. В целом ничего особенно благоприятного сопровождающим русский обоз людям не обещалось.

После стремительного, но дорого обошедшегося перехода, длившегося чуть меньше четырех месяцев, 26 декабря 1727 года обоз прибыл в Пекин. На участке пути между Селенгинском и Калганом он лишился 489 лошадей и 258 голов крупного рогатого скота. Расходы на содержание животных в Пекине оказались неподъемными, и Молокову приказали отправить их на откорм в калганские поля и подобрать на обратном пути. Китайцы приняли путешественников с распростертыми объятиями в расчете на то, что Кяхтинский договор не прошел процедуру ратификации и не обременен официально врученными экземплярами.

Пекин в XVIII столетии. Из журнала «Академические известия на 1781 год» (СПб.: Изд-во С.-Петербургской академии наук, 1779–1781). VIII. С. 677. Позаимствовано из коллекций Библиотеки конгресса. № 1 — императорский дворец; № 19 — русская церковь Св. Николая Чудотворца; № 26 — русский поселок (Русский дом), расположенный на том месте, где теперь находится проспект Чанъань.