Мне об этом вспоминать не приходится – мой мехвод, серьезный мужик лет за сорок, следит за всем этим сам, безо всякого напоминания. Еще бы – я для него пацан, у него сын, кажется, на два года старше меня. То есть меня – лейтенанта Кости. Зовут мехвода Вадимом Семеновичем, и мы с Игорем, и ребята из других экипажей – все зовут его Семенычем, и звучит это так… любовно-уважительно. Он никогда не повышает голоса, никогда не матерится, хотя и простой тракторист. Нет, не простой – целый бригадир, и в подчинении у него было два десятка таких, как мы с Игорем, «хлопцев». Но ему, чтобы добиться чего-то, достаточно посмотреть на человека своими грустными понимающими глазами. Водитель он классный. Его даже однажды пробовали переманить из моего экипажа – Соседов пытался, сволочь такая, уж не знаю, чем он хотел Семеныча соблазнить, но пытался. Сразу после того, как его мехвода убили. Семеныч отказался, и даже мне ничего не сказал, да разве ж в нашем мотоциклетном батальоне чего утаишь?

Игорь – еще моложе меня, правда, всего на полгода, а выглядит – как будто ему семнадцати нету. Впрочем, может, это ему по документам восемнадцать с копейками, а на самом деле меньше? Хотя задавай или не задавай Игорю этот вопрос, все равно не расскажет, только брови нахмурит. Но наводчик он первостатейный, а еще – Игорек самый знатный стрелок нашего мотоциклетного батальона. Но если надо, он вполне в состоянии заменить за рычагами Семеныча.

Гулкие звуки разрывов – и приказ по колонне: «Всем стоять».

Ничего нет хуже такого вот вынужденного бездействия, когда стоишь, не понимая, почему, не ведая, что там, впереди, делается, но понимая, что что-то происходит и происходит без твоего участия.

– Что там такое? – спросил Игорь.

Семеныч только беспокойно завозился на своем месте, но ничего не сказал.

Что там? Эх, хотела бы я сама знать, что там.

Новости стали известны только спустя двадцать минут, и новости самые неутешительные. Головной дозор нашей колонны – три «тридцатьчетверки», – были уничтожены огнем трех «тигров», занявших высотку на подступах к деревне.

– Суки, б…ди! – маленький майор бегал туда-сюда около командирского танка. Его я не знала.

– Выставили прямо на окраине! Суки! Как влепили! Я чуть лучших ребят не потерял!

– Прыгают твои ребята, как зайцы, – неодобрительно заметил полковой особист, неприятный на вид мужик лет сорока с бритым черепом. Его недолюбливали, но уважали: труса он никогда не праздновал и награды свои носил заслуженно: медаль «За отвагу» и «За оборону Ленинграда». Плюс шрам, который делил его лысый череп на две почти равные части. О нем мало что знали – что, в общем-то, было нормально. И ещё… о нем почти не трындели, что более странно. Но, в целом, мужик он неплохой.

– Ну, прыгают! Ну и что? – огрызнулся майор. – Ты попробуй, высиди, когда он начинает вертикально стволом водить. Это ж хана! Что, лучше, чтоб горели хлопцы?

Это и вправду хана. «Тридцатьчетверке» – обычной, не восемьдесят пятой, – против «тигра» один на один не выстоять. Семидесятишестимиллиметровочка может пробить броню «тигра» только с расстояния метров в пятьсот, а он тебя – с полутора километров. Понятное дело, что ребята выпрыгивали, и это совсем не трусость: какой смысл глупо погибнуть? Как говаривал не помню уж кто, героизм – это не погибнуть геройски, а заставить погибнуть врага. Правда, за точность цитаты не поручусь, но по смыслу – именно так.

Майоры, подполковники и полковники долго спорили, махали руками и в результате ни к какому решению не пришли.

Я эту историю знала. Знала, чем она должна окончиться: командир бригады, полковник Фомичев, приказал двум «валентайнам» подобраться под прикрытием кустарника поближе к «тиграм», потому что кустарник был недостаточно высоким и скрыть тридцатьчетверки не мог, а маленькие «валентинчики» как раз имели шанс подобраться незамеченными.

Только сейчас Фомичев почему-то молчал, не принимая никакого решения. А время между тем шло.

– Товарищ полковник!

Мне тут вообще не полагалось находиться. Не в том смысле, что – мне, геймерше Наташке, а командиру танка лейтенанту Приходько. Никто меня сюда не звал. Но… не могла я вот так просто стоять и смотреть.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться! Лейтенант Приходько…

– Ты что, лейтенант, совсем охренел?! – взвился вдруг маленький майор. – Считаешь себя умнее всех?! Какого ты тут вообще торчишь?! Под трибунал захотел?! Подслушиваешь, сучонок?!

Он орал и брызгал слюной, и еще неизвестно, до чего бы он доорался, как вдруг лысый особист остановил его едва заметным жестом.

– Погоди, майор. – Он досадливо поморщился, как будто от майорских криков у него начали болеть зубы. – Под трибунал – это мы всегда успеем. Вдруг парень и в самом деле может что-то дельное предложить?

Потом – легкий кивок в мою сторону:

– Ну, говори, лейтенант.

– Там кусты… – вот блин, откуда мне – в смысле, Косте Приходько, – знать, что там кусты? Если допрашивать начнут, мне что, ссылаться на прочитанные мемуары, словно герои фильма «Мы из будущего»?

Но все молчат, никто не задает никаких вопросов, никто не пытается перебить, и я продолжаю:

– Там кусты. Низковатые – «тридцатьчетверки» видны будут. А «Валентайны» – нет. Мы можем подобраться к фрицам поближе, и…

Особист пристально смотрит на меня, и взгляд его непонятен, потому и пугает. В воздухе зависает пауза.

– Верно, хлопец, – быстро говорит вдруг Фомичев. – Дело говоришь. Слушай приказ: берешь еще один танк, подбираетесь поближе – словом, чего это я тебе твою же идею пересказываю? Выполнять!

– Есть! – Я козыряю, кажется, лихо, а может, и нет. Мне слегка не по себе. Это что же получается – если бы не я, эти «тигры» не были бы атакованы нашими «Валентайнами»? Ну, хорошо, так произошло в этой ветке истории. А на самом деле?

Но раздумывать некогда. Надо выполнять приказ. Я козыряю еще раз и бегу, на ходу решая, кого же еще взять на выполнение задания. Соседова, что ли? Эта идея мне не очень нравится, как, собственно, и сам Соседов, но память выкидывает очередной финт, и я не могу вспомнить ни фамилий других командиров танков, ни того, что они собой представляют как люди и танкисты.

Ладно, возьму Соседова, он, вообще-то, нормальный мужик – только прижимистый слегка, потому и Семеныча моего хотел перехватить.

На объяснение задачи уходит пять минут, и – вперед!

«Валентайн», по счастью, машина тихая – мы не едем, мы почти крадемся под прикрытием кустов. Семеныч сосредоточен – ну, прямо-таки ювелир, а не мехвод.

Игорь шевелит пухлыми детскими губами – не то молится, не то проговаривает что-то про себя.

Едем исключительно долго, а часы, мои командирские часы, просто стоят. Но в момент, когда меня посещает эта мысль, стрелка вдруг перескакивает на одно деление. Часы идут, просто на самом деле прошло всего несколько минут.