мобилизуя против него свои жалкие способности, он просто-напросто поступает как все остальные. Если, конечно, считать, что за теми, кто поступает как все, вообще нет никакой вины. И в чем они могут быть виноваты, эти недалекие, неспособные, лишенные дара понять, что же они, собственно, делают? Он наверняка добрый малый, этот Вилли, в глубине души,

«Ты вот все рассуждаешь о глубине души, — говорила Улла. — Да в глубине души люди могут быть какими угодно, только толку от этого мало».

Он хотел загладить свою грубость и сказать Вилли что-нибудь приятное, но не знал, чем, кроме футбола, мог бы его заинтересовать. Сам-то он не особенно в этом разбирался. Вилли хихикал, разглядывая картинки в журнале. Аннерс кашлянул, и практикант перестал хихикать, точно ему сделали замечание.

— Как насчет футбола, были интересные игры в последнее время?

— Что?

— Я говорю, были интересные матчи в последнее время?

— Понятия не имею.

— Вот как, а я думал, ты интересуешься такими вещами.

— Да как сказать...

Аннерс закурил и отметил про себя, что в пепельнице слишком много окурков. Потом пододвинул пачку Вилли.

— Кури.

Вилли оторвался от журнала и покачал головой.

— Спасибо, — сказал он, — у меня свои.

Тогда он оставил практиканта в покое и снова принялся листать газету.

Что-то непонятное, странное творилось со временем. Оно двигалось как бы толчками. То останавливалось и топталось на месте, словно не в силах двинуться дальше, то, когда о нем забывали, совершало неожиданный скачок.

Все уже у Бьёрна. Нарядно одеты, обмениваются остроумными репликами, непринужденно смеются — играют свои роли. Главное — принять спокойную, свободную позу. Безразлично какую. Но по возможности не лишенную изящества. Небрежно прислониться к дверному косяку, вздернуть уголки губ и поправить невидимые кружева на манжетах.

«Послушай, Макс, это твое нововведение — дискутировать во дворе под дождем?»

«Боже упаси, я здесь ни при чем. Это наш друг Аннерс, уж очень ему хотелось подольше подежурить и перенести отбой на более позднее время».

«На более позднее? Ну и шутник же он, однако».

Они смеются. Макс, как всегда, беззлобно и добродушно, а Йохан натянуто и снисходительно.

Восемь. И вдруг сразу десять минут девятого. Он начал читать объявления. Пропала собака, отзывается на кличку Сэм.

Что ж, можно пройтись по зданию.

В этот момент в комнате появился Бондо, остановился перед часами, внимательно посмотрел на них, взглянул на свои собственные и сверил с комнатными.

— У тебя что, часы остановились, Бондо?

Парень повернулся и с мастерством заправского актера изобразил на лице удивление.

— Черт возьми, я думал, здесь никого нет!

Вилли фыркнул. Оказывается, он был не прочь немного поразвлечься.

— Не пора ли тебе очки заказать, Бондо?

— Я и закажу. Как только внесу свою долю за проигрыватель.

Бондо ответил быстро, резко и без свой обычной примирительной улыбки. Потом снова взглянул на комнатные часы, затем на свои и, не обращая более внимания на присутствующих, вышел. Вилли снова фыркнул.

Аннерс поднялся, побродил по комнате и, чувствуя взгляд практиканта, заставил себя остановиться, поправил кружки на подносе, красиво разложил чайные ложки.

— Если хочешь, можно включить телевизор.

— Я не знаю, что идет.

Но я-то знаю. Знаю совершенно точно. Сейчас идет передача о старинном прикладном искусстве, потом репортаж о встрече какого-то политического деятеля со школьниками, а в десять минут одиннадцатого американский детектив.

Он включил телевизор и, поставив на удобном расстоянии от экрана одно из кресел, уселся в него. Появилось изображение. Молодой человек сидел за столом и держал в руках вазу, подробно и обстоятельно разъясняя, почему можно предположить, что ваза сделана в XVIII веке. Под конец он перевернул вазу вверх дном и, явно довольный собой, показал почти совсем стертое клеймо, подтверждавшее его правоту. Вилли подошел к полке и взял другой номер детского журнала, а человек на экране нагнулся, достал новый экспонат и принялся восхищаться многообразием нанесенных на этот предмет уродливых узоров и линий.

Время остановилось, потом снова совершило скачок вперед. Наступил час вечернего чаепития, началась другая программа. На экране возникла классная комната, в которой собрались смышленые детишки десяти-одиннадцати лет, пригласившие члена муниципалитета ответить на некоторые вопросы. Где-то сзади завозился Вилли, подошел к столику, взял кружку с чаем и баранку, а на экране самые смышленые из смышленых задавали вопросы. Такие, например: когда предположительно ученикам начнут платить за то, что они ходят в школу? Или: почему не спрашивают мнения детей, когда проектируют и строят игровые площадки и школы продлённого дня? Муниципальный деятель в замешательстве чистил ногти и никак не мог решить, насколько серьезно ему следует относиться ко всему происходящему и что предложить своим собеседникам в качестве гостинцев — леденцы или сигареты.

Потом появился новый посланец и повторил представление с часами. На этот раз Тони. Он не обладал актерскими способностями Бондо и проделал свой маневр неуверенно и неуклюже. Он тоже остановился перед часами и посмотрел на них, но кульминация номера вышла трогательно беспомощной, одновременно комичной и жалкой — хотелось не то смеяться, не то плакать. Он был похож на ребенка, которого против воли заставили произнести в пьесе несколько смешных реплик, и он на полном серьезе, наморщив лоб, боясь ошибиться, пытается выполнить свою задачу.

— Не забудь взглянуть на свои часы, Тони, — сказал Аннерс.

— Что? — сердито переспросил подросток и метнул в сторону Аннерса быстрый, то ли упрямый, то ли просительный взгляд.

— Я и не знал, что тут кто-то есть, — пробормотал он.

Аннерс засмеялся и покачал головой, чувствуя облегчение от того, что Тони вел себя так по-детски непосредственно. Вот уж действительно не очень-то умно с их стороны посылать его, хотя, может быть, они жребий тянули.

— Ты что, думал, телевизор здесь просто так работает? Давай-ка, Тони, прекрати и отправляйся отсюда.

Наверно, все-таки нужно поговорить с ребятами о фильме. Клэс ведь неглуп, да и Бондо тоже. Если заинтересовать этих двоих, все будет в порядке. Если удастся увлечь их идеей снять фильм о своей жизни, все пойдет как надо: споры, развлечение — все сразу, и в первую очередь он снова сможет наладить контакт с ребятами.