никого просто… — Снова всхлипывает. — А она… — Переходит на шепот, поглядывая на дверь. — Она уже обо всем договорилась. Мне конец. Это просто конец…

— Не надо так говорить, Марусь, — вытираю ее щеки пальцами, пытаясь говорить бредовые и несвойственные мне слова правдоподобно, будто так и надо, — ты вольешься. Ты же боец, сестренка! — Толкаю ее в плечо кулаком. — Ну?! Перестань! Престижная школа, а потом ВУЗ. Не бери с меня пример. Он не очень. — Усмехаюсь, ведь пример с меня реально хреновый. — Подожди.

Лезу в карман и достаю увесистый конверт. Премии. Наличка вне кассы. Металлолом. Тут результат моей работы. Как знал, что нужно прятать.

— Что это? — Маруська берет конверт и заглядывает в него. — Нет, Леш, я не могу…

Толкает мне его обратно в руки и вертит головой. Прижимаю ее к себе, утыкаясь подбородком в ее лоб. Дуреха!

— Не сбегай, Марусь. Тут хватит на пару супер модных шмоток или чего-то другого. Твое. Не глупая. Потратишь с умом.

Снова вертит головой и плачет. Больше ничего не говорит. Да, и я молчу. Слишком тяжело сейчас потому что…

…потому что дико лагаю.

Глава 17. Если взглянуть с другой стороны

Светлана

— Почему я должен отменить наказание? — Папа расстегивает пуговицы на воротнике рубашки и смотрит в монитор ноутбука, пока я заламываю пальцы, держа руки за спиной.

Меня все еще не отпускает та ситуация. Всего пара часов прошла с того момента, как мы вернулись из «Дракона». При Лиле и Максе мне пришлось держать лицо. Жалости к себе я точно не потерплю, особенно от найденыша, которого пригрели мои родители.

Владимир Эдуардович откидывается на спинку кресла после нескольких быстрых движений мышью по коврику. Теперь его взгляд прикован ко мне. Жутко. В горле пересохло от волнения. Я боялась того, что он мне откажет.

— Я не могу находиться в обществе Лили.

— Не аргумент, Света. Я для этого вас и наказал, чтобы наконец нашли общий язык.

Безэмоциональный тон чуть ли не тон из меня выбивает. Даже не знаю, какие доводы нужно привести, чтобы добиться своего.

— Мы его не найдем. У нас разный круг общения, пап.

Сейчас пытаюсь говорить, как он, не включая те чувства, что разрывали внутренние органы на мелкие частицы. Больше всего мне хотелось закрыться в комнате и плакать, только чтобы никто не слышал и не видел, а все из-за мерзкого дикаря, который посмел меня оскорбить.

— Чем шире круг общения, тем лучше. Еще вопросы?

— То есть, — облизываю пересохшие губы, опуская плечи, — ты ничего не отменишь?

— Нет.

Несправедливо! Я с психом отворачиваюсь, но замираю, поджимая губы. Не могу так уйти!

— Тогда я вообще из дома не выйду, — поворачиваюсь к нему, — неужели ты не можешь понять, что ничего не изменится. Я ее не-на-ви-жу! И чем больше нахожусь рядом, тем сильнее! Может, — губы начинают дрожать от напряжения, а в голове так вообще кавардак, — мне рассказать ей, по какой причине вы приютили несчастную?!

— Света. — Звучит предупреждающе, но меня уже несет по встречной на высокой скорости.

— Я расскажу, что она просто замена! На случай, если если…

— Замолчи немедленно!

Вздрагиваю, прикрывая глаза, когда отец резко ударяет по столу рукой так, что чашка с кофе подпрыгивает, и поднимается, опираясь на его край.

— Я не собираюсь искать тебе оправданий. Больше не собираюсь. — Говорит уже спокойнее, а я открываю глаза и смотрю в пол, слушая не только его вибрирующий голос, но и безумный стук своего сердца. — Ваше наказание отменяется, но лишь потому, что я уже устал от трепли нервов. Продолжишь в том же духе, сядешь на домашнее обучение под присмотром медсестры.

— Пап…

— Пошла вон! — Цедит сквозь зубы, а мои ноги превращаются в бесформенное желе.

Еле перевожу стеклянный взгляд на родное лицо, которой сейчас искорежено откровенной злобой.

Ко мне.

Сглатываю и молча иду к себе. Происходящее со мной кажется каким-то жутким кошмаром. Сначала переезд Лили, потом появление дикаря, а сейчас злость родителей и ужасающее «пошла вон». От обоих.

Падаю на постель и утыкаюсь лицом в подушку. Крепче стискиваю зубы и сжимаю ее пальцами. Бесшумно плакать я научилась давно. Вот только так. Навзрыд. От бесконечной боли рыдала лишь раз, когда мне сообщили мой диагноз.

Не знаю, сколько времени проходит, но я засыпаю в таком положении. Когда открываю глаза на утро, вставать не хочется. Отражение ужасает, и ничто не помогает привести себя в порядок. Даже косметика. В итоге накидываю на глаза очки и первой ухожу из дома, пока все спят.

С собой беру рюкзак и принадлежности, оставляя айфон отключенным. Иду в парк, накинув на голову капюшон от худи. В груди подобно шарикам лопаются надежды на то, что все изменится.

Нет.

Даже для дикаря я всего лишь пустая оболочка, без внутреннего наполнения. Без души.

Не знаю, почему его слова так сильно задели, но эта ухмылка и «ботексные вареники» не отпускали. Никто не смел так со мной поступать, трогать или что-то говорить.

А ведь я ждала, что он меня поцелует!

Глупо бы было это не признать!

Потому что даже у серой мышки Лили появился парень, и судя по тому, как они зажимались около подъезда, там уже поцелуи зашли за грань по-детски.

Совсем рехнулась!

Села на лавку и покачала головой. В парке практически ни души. Только несколько бегунов оттачивают свой навык, а значит мне никто не помешает.

Только рисовать не получается. Мысли перебивают все. Этот дикарь, будь он не ладен!

Его глаза холодные. Так грамотно сыграл свою роль, что мне становилось дурно.

Света-а-а, признайся сама себе, что он тебе понравился еще тогда, когда ты не знала, кто он.

Сидел на соседней лавке и был вполне себе симпатичным.

Кривлюсь и закрываю лицо руками. Дура! Какая дура!

У него же девушка есть. Прохожая не будет ТАК обнимать!

Теперь его слова о поцелуе с жабой становятся правдивее, чем до этого момента. На нервах поднимаюсь и иду к выходу из парка. Неподалеку есть кафе, нужно выпить кофе и успокоиться. Срочно!

Рука тянется к телефону, чтобы набрать Орлову, ну или Штольман. Я даже достаю его, но тут же вписываюсь в кого-то, роняя айфон и теряя остатки самообладания.

Снова он!

Стоит пробежать по торсу, облаченному в серую толстовку, и остановиться на лице, которое не выражало ни одной эмоции, как меня накрывает с утроенной силой. Весь негатив, что копился внутри, начиная со вчерашней стычки, вылился в бурный поток слов.

— Ты меня преследуешь, чертов