Для детектива ссадины не редкость, но на этот раз все выглядело серьезно.

– Да так, ерунда, – спокойно ответила Тэыль, как будто ничего не произошло. – Чо Ынсоп, похоже, ты тут быстро станешь большой шишкой, – решила она сменить тему.

– Ну, если захочу, и рыбку съем, и большой шишкой стану. А это что? Это для меня?

– Сладкий рулет, который ты так хотел. Сам сходил в императорскую кондитерскую и специально для тебя заказал.

– Да ладно, не стоило. Так, отрежь мне самый большой кусок.

– Боюсь, тебе придется как-нибудь самому с этим справиться. Но если захочешь, могу для тебя хоть всю кондитерскую скупить.

Открыв коробку с лакомством, стоявшую на столе, Ынсоп пришел в восторг.

– В самом деле, сэр? «День Джинсунни»? Имя Джона. В прошлый раз я совершил ошибку и уничтожил компанию «Хуандао». Я думал, что умру.

– Серьезно? Ты не шутишь? Уважуха тебе, от души. В прошлый раз вот так же, как лох, упустил возможность попросить подарить мне компанию по производству консервированных персиков. Потом жалел до смерти.

Гон посмеялся над словами Ынсопа, а Тэыль, разрезая рулет, добавила:

– Тогда в следующий раз пожелай, чтобы он для тебя дверь машины открывал.

– Точняк. И как я раньше не додумался? Бог ты мой, рулет просто объедение. Ынби и Ккаби за обе щеки уплетали бы, если бы попробовали, – с грустью сказал Ынсоп и откусил большой кусок рулета.

Ынби и Ккаби, младшие сестра и брат Ынсопа, родились, когда он учился на четвертом курсе в университете, и только-только начали ходить в детский сад. Ынсоп очень соскучился по детишкам, ведь в основном он сам занимался их воспитанием.

– Ынби и Ккаби накормлены, одеты, в детский сад ходят каждый день, такие умнички, – поспешила успокоить Ынсопа Тэыль и добавила: – И похоже, Ынби раскусила Ёна.

– Вот блин, говорил же ему быть осторожнее!

– А о Нари не спросишь?

– Нари? Ну, я даже особо не думал о ней… И совсем не скучал…

Каждый раз, встречая Сыну во дворце, он хмурился, вспоминая о Нари.

– Не особо у них ладится с Чо Ёном. Говорит, он не такой красавчик, как раньше.

Лицо Ынсопа мгновенно залилось румянцем.

– А я что говорил! Этого и стоило ожидать, стиль у него – фигня полная, – едва ли не пропел Ынсоп, расправив плечи.

Тэыль улыбнулась и протянула кусочек рулета Гону. Он сидел со счастливым лицом, молча слушая болтовню Тэыль и Ынсопа. Их голоса казались ему такими же мягкими и сладкими, как этот бисквитный рулет, который таял у него во рту.

* * *

Следственно-оперативная группа тщательно осматривала склад на соляных приисках, где Тэыль держали в заложниках. В помещении всюду осталась кровь. Пятен было так много, что Тэыль и Гону стало дурно. Они вышли на улицу и пошли к берегу. Тэыль вспоминала детали того дня, когда под угрозой смерти уходила от погони.

– Должно быть, это Ли Рим перенес меня сюда. Как думаешь, зачем ему это?

– Ты не заметила, у него был зонт?

– Зонт? Не знаю, самого Ли Рима я не видела – только его головорезов.

Гон кивнул и начал подробно объяснять суть дела, рассказал о длинном черном зонте-трости, который Ли Рим всегда держит при себе.

– Я уже говорил тебе, у меня и него есть по половине целого, которое каждый хочет заполучить полностью. Кажется, свою часть он замаскировал под ручку зонта, а я…

– Ты спрятал ее в хлыст, – подхватила мысль Тэыль.

Гон кивнул:

– Думаю, он уже догадался об этом.

– Поэтому притащил меня сюда, чтобы обменять. Тот, кто достанет обе части, сможет управлять вратами единолично?

Если бы Гон лишился своей половины флейты, то уже никогда не смог бы перемещаться между измерениями. Так же, как в тот раз, когда они приехали в бамбуковую рощу и у Гона не было с собой хлыста: ворота просто не появились.

Подумав немного, Тэыль нахмурилась:

– Тот, кто первым добудет вторую половину, победит?

– Нет, все намного серьезнее. Этот бой нельзя проиграть, придется стоять не на жизнь, а на смерть.

– Но у тебя есть слабое место, которое он может использовать. – Тэыль говорила все медленнее, а солнце уже заходило за горизонт. – Если я буду рядом, ты можешь потерпеть поражение.

– Поэтому я и говорю – не будь слишком жестока ко мне.

Тэыль тяжело вздохнула.

Слишком много испытаний выпало на их долю. А ведь все, чего она хотела, – просто быть рядом с Гоном и жить обычной жизнью. Нелегко и мучительно осознавать, что это неосуществимо. Стоило подумать, в какой опасности был Гон, – слезы наворачивались на глаза. И все же оба не могли жить друг без друга, разлука причиняла им страшную боль. Глядя на Гона, Тэыль заплакала как ребенок. Гон хотел видеть улыбку на ее лице, но, кажется, плакать заставлял ее чаще.

– Не переживай. Никто не может забрать то, что принадлежит мне. Но если ты все еще беспокоишься, может, сходим в церковь? Если помолимся вместе, Господь обязательно услышит нашу просьбу, – тихо сказал Гон своим низким голосом.

Сдерживая слезы, Тэыль кивнула. Потому что единственное, что они могли делать в разлуке, – это молиться друг за друга.

Тэыль больше не хотела быть жесткой. Теперь она готова молиться всем богам, чтобы судьба не поступала с ними слишком сурово.

Крепко держась за руки, Гон и Тэыль шли по аллее. Парк при церкви заливал мягкий свет фонарей, старые деревья словно охраняли здание своими кронами.

– Я искал эту церковь в вашем мире. Оказалось, что она – единственное место, одинаковое в обоих мирах.

– Правда? Но зачем ты ее искал?

– Здесь поженились мои родители.

Тэыль снова огляделась. Маленькое здание церкви показалось ей еще более особенным.

– Мой отец рассказывал, что увидел маму на конференции, когда она читала доклад, и влюбился с первого взгляда. Конференцию проводила Всемирная академия наук. Мама была потрясающим ученым.

– Так ты пошел по ее стопам?

– Да. Папа хотел сделать ей предложение, но мама была католичкой. Поэтому ради нее он шесть месяцев изучал католический катехизис. Приходил сюда каждую неделю.

Тэыль с подлинным любопытством слушала историю знакомства родителей Гона, которую он впервые решил ей поведать. Казалось, романтическая натура досталась ему от отца.

– Потом они поженились, и появился я. А через три года мама скончалась. У нее с детства было слабое здоровье. Знаю об этом от других, но впервые рассказываю эту историю кому-то. Как приятно, что это именно ты.