Снова обмыв руку водой, Граис раздвинул пальцами края раны и, подцепив ногтем, извлек из-под кожи тонкую металлическую полоску. Ополоснув поврежденную микросхему в воде, он спрятал ее в пустой кошелек.

– Держи, – Грудвар, внимательно наблюдавший за манипуляциями Граиса, протянул ему полоску материи, которую оторвал от края своей и без того изрядно подранной рубахи.

Поблагодарив бородача, Граис перевязал рану.

Никаких вопросов по поводу поврежденной руки Грудвар Граису задавать не стал. Бородач пребывал в некоторой растерянности: одно дело слушать рассказы о чудесах, которые демонстрировал в свое время Граис из Сиптима, и совсем другое – увидеть их собственными глазами. После того, как Граис одним прикосновением руки сломал на его глазах брус из архатакового дерева, Грудвар недоумевал, как он с такими возможностями мог позволить шалеям схватить себя и упрятать в тюрьму?

Впрочем, Грудвар не особенно расстраивался из-за того, что не мог найти ответ на этот вопрос, – у великих свои пути, и не ему, простому йериту, которого судьба нежданно свела с одним из тех, кому Поднебесный даровал особую милость, пытаться постичь суть его поступков. А в том, что рядом с ним находился именно тот самый Граис из Сиптима, о котором в народе ходили легенды, великий пророк и учитель, исчезнувший бесследно пятнадцать лет назад, у Грудвара теперь уже не оставалось никаких сомнений.

Граис выстирал свой замаранный кровью платок и повесил его сушиться на куст.

– Если мы хотим засветло добраться до лагеря вольных, то не следует здесь засиживаться, – услышал он за спиной голос Грудвара.

Обернувшись, Граис наткнулся на устремленный на него взгляд черных глаз Грудвара, похожих на капельки вязкой смолы, стекающие в жаркий полдень по стволу дерева сан.

– Ты ведь пойдешь с нами, Граис… – не отводя взгляда, медленно произнес бородач.

Трудно было понять, был ли это вопрос или утверждение.

– Нет, – коротко ответил Граис, опускаясь на траву.

– В лагере вольных мы будем в безопасности, – приподнявшись на локте, чтобы лучше видеть собеседника, сказал Слим.

Граис ничего не ответил. Наклонив голову, он наблюдал за тем, как по стеблю травы ползет букашка с красными пятнами на сложенных на спинке желтых крылышках. Букашка двигалась вперед, размеренно и сосредоточенно переставляя лапки. Казалось, у нее есть какое-то свое, чрезвычайно важное дело. Внезапно из травы взметнулось вверх зеленое веретенообразное тельце стрекателя. Схватив упорную букашку передними лапами с острыми коготками, он снова исчез в траве. Дело, по которому ползла букашка, осталось невыполненным, зато стрекатель получил свой обед.

– Ты нужен вольным, Граис! – услышал ксенос голос Грудвара.

– Мой Путь предначертан Поднебесным, – не оборачиваясь, заученно ответил Граис. – И сейчас он ведет не в лагерь вольных.

Проще всего было убедить в чем-то йерита, сославшись на волю бога. Вот и сейчас Грудвар не нашел, что возразить.

– В столицу тебе возвращаться нельзя, – сказал он. – Куда ты хочешь отправиться?

– В Меллению.

– После бегства из тюрьмы и убийства нескольких шалеев на нас будет объявлен розыск по всему Йеру. В Меллении стоит большой гарнизон имперских войск. Там тебя непременно схватят.

– Если на то будет воля Поднебесного, – ответил Граис и, закинув руки за голову, растянулся на траве.

Прежде, чем расстаться, Грудвар предпринял еще одну попытку уговорить Граиса идти вместе с ним и Слимом к вольным. Однако слабая надежда бородача вдребезги разбилась о снисходительную улыбку Граиса.

– Силой увести меня с собой ты не можешь, – сказал Граис. – А для того, чтобы убедить меня, у тебя нет достаточно веских доводов.

– Некогда мне было учиться красиво говорить, – обиженно наморщил лоб Грудвар.

Распрощались они довольно сухо и скованно. Что тому было причиной, Граис толком не понял. Да и не было у него времени разбираться в перепадах настроений своих временных спутников, которые к тому же спутали все его планы.

Ксенос забыл о своих недавних товарищах по несчастью, едва деревья скрыли от него их спины. Эти люди, так же, как сотни других до них, прошли через его жизнь, подобно призрачным видениям из сна. Уделом ксеноса всегда оставалось одиночество. Долгие, прочные отношения с людьми были для него непозволительной роскошью. Задача, стоящая перед ксеносом, постоянно требовала, чтобы между ним и людьми, среди которых ему приходилось работать, существовала некая полоса отчуждения. Играя свою роль, он не мог позволить себе быть с ними до конца искренним, – никто не должен был даже подозревать о его подлинных целях. Во время выполнения операции ксенос носил чужое лицо и говорил чужие, заранее заготовленные слова. Стараясь выглядеть так же, как все вокруг, он подспудно плел хитрую паутину интриг. А потом навсегда уходил из мира, который в результате его усилий претерпевал определенные изменения…

Да жил ли он когда-нибудь настоящей жизнью?.. Порою у Граиса возникали опасения, что он уже никогда не сможет стать самим собой. Он почти не помнил себя прежнего, до того, как попал в Центр… Кем он был тогда?.. Ведь не всегда же ксеносом… Нет, он ни о чем не жалел, только иногда задумывался, кем бы он был сейчас, сложись его жизнь по-иному?..

Граис резко встряхнул головой, прогоняя бесполезные мысли. Об этом у него еще будет время подумать. Сейчас перед ним иная задача. Поскольку встреча с наместником Кахимской империи в Йере, стараниями бородача Грудвара, сделалась невозможной, оставалось только идти к Сирху. Если и не удастся убедить преподобного в губительности для Йера проводимой им политики, то по крайней мере можно будет попросить Сирха устроить ему встречу с наместником.

Подумав о своем бывшем ученике, достигшем вершин государственной власти, Граис усмехнулся. Сирх, наверное, был первым йеритом, попытавшимся заставить служить себе Поднебесного. Сам Граис, проделавший в свое время нечто подобное, не в счет, – он был чужаком, хотя никто в Йере об этом и не подозревал. И ведь у Сирха почти получилось задуманное! Подвела его только жажда земной славы. А ведь мог бы стать после смерти святым!

Бедняга Сирх, в данный момент он пребывал в полнейшем неведении относительно того, что со стороны Халлата в направлении Меллении двигался человек, способный превратить преподобного в отработанный материал, никому не нужный мусор.

В пути Граис умышленно избегал больших проезжих дорог, где можно было встретить имперский караван, сопровождаемый охранниками, а то и просто отряд шалеев, занятый поиском беглецов. Лесом же было идти хотя и труднее, зато спокойнее. К тому же лес давал Граису крышу из листвы над головой ночью и не слишком обильную и изысканную, но вполне съедобную пищу в виде плодов и ягод, в которых, благодаря информации, хранящейся в расширенной памяти, Граис разбирался лучше любого коренного жителя.

В самом начале третьего дня пути, когда по расчетам ксеноса он должен был уже выйти к Меллении, Граис отыскал в лесу узкую тропинку, которая вскоре вывела его на заросший травой проселок. Лес вокруг был уже не тот, по какому шел Граис все это время. Теперь в нем явственно ощущалось близкое присутствие человека. Кусты вдоль дороги были помяты. То и дело встречались свежие вырубки, – желтые спилы на пнях еще не успели потемнеть от дождей.