Причины упадка универсальных идеологий (дополнительные соображения). Одной из важных причин ослабления великих идеологий XX века, видимо, служит беспрецедентное ускорение течения истории, особенно в последние десятилетия. Быстро меняется не только ее «ландшафт» (сцена). Меняются и субъекты (актеры). В XIX столетии главными акторами истории были крупнейшие государства, церкви (или другие конфессиональные организации) и тайные общества (наиболее известные – масоны и иллюминаты). Во второй половине века начинают играть роль классы, осознавшие себя как субъекты истории с определенными интересами и оформившейся идеологией («классы-для-себя»). В результате разных исторических процессов, но в значительной мере благодаря успехам наук об обществе и созданию трех доминирующих идеологий – национализма, либерализма, коммунизма, заряженных великой исторической энергией, XX век стал веком интеграции, концентрации множества субъектов в три мировых субъекта, или полюса – капитализма, социализма и фашизма. XX век стал веком противостояния этих полюсов и страшных мировых войн (горячих и холодных) между ними. Каждый член рода человеческого мог отнести себя к одной из этих идеологий-религий и смотреть на историю через построенную в ней «систему линз и зеркал». В отличие от предшествующих столетий, знания ученых людей не успевают откристаллизоваться в более или менее стабильную картину, подобную марксизму или теории цивилизаций[24].

На протяжении существования социалистической системы (сначала в СССР, теперь в Китае и других странах) эта система заимствовала и «ассимилировала» многие институциональные принципы и механизмы капитализма. Также и в капиталистических странах заимствовали принципы и институциональные «открытия» социализма. Это относится к институтам плана и рынка, роли государственной собственности, системы социального обеспечения и пр. В результате категории социализма и капитализма «размывались», теряли свою определенность. Если говорить об институциональной сфере, как в теории, так и в практической реализации, то можно согласиться с таким выдающимся экономистом, как нобелевский лауреат Дж. Гэлбрейт, который был убежден, что идет процесс конвергенции социализма и капитализма.

Действительно, теперь эти две категории по ряду моментов стали трудно различимыми. Определяющим признаком социализма, сформулированным в работах Маркса и Энгельса, является плановое управление хозяйством на основе общественной собственности на средства производства. При этом многие социал-демократические лидеры подчеркивают, что основоположники учения никогда не отождествляли государственную и общественную собственность. Однако что такое собственность общества, какими механизмами она должна обеспечиваться (особенно, если под собственником не имеется в виду государство как единый Субъект, представляющий интересы общества)? Это по сей день остается актуальной и дискутируемой проблемой. Если рынок регулируется и ограничивается планом, значит, он не обладает неоспоримыми измерительными инструментами для определения цен и затрат труда? Но тогда проблемой оказывается и формула «от каждого – по способностям, каждому – по труду».

За полтора-два столетия со времени создания классической политэкономии в результате технического и экономического прогресса резко преобразилась институциональная структура всей экономической системы. Ее отражение в теории, т. е. научная база как для капиталистической, так и для коммунистической идеологий, а также и для четкости их различения, тоже несомненно нуждается в серьезном обновлении. В разделе 3.1 рассмотрены примеры фундаментальных категорий экономической науки, в значительной мере утратившие определенность. Здесь коснемся только понятия собственности. Категория собственности когда-то в хозяйственной практике однозначно понималась как юридическая собственность. С течением времени юридическое право собственности все больше распадается на множество правомочий, вытесняется частичными правомочиями – владение, распоряжение, получение дохода.

Возникает масса юридически неоформленных типов зависимости, аффилирования, включая неформальные (в частности, межличностные) связи. Крупные компании обрастают многочисленными мелкими и средними зависимыми от них фирмами и предприятиями, образуя «гроздевые структуры». Идут процессы, названные структурированием рынка (см. разд. 3.1). При описании и анализе чаще используют не понятие «собственность», а более широкое понятие «контроль». Благодаря многообразию форм контроля и экономической и социальной зависимости или согласованности действий резко возрастают возможности скрывать эти отношения от контроля со стороны государства и общества. Этому в большой мере способствует принцип коммерческой тайны, который наряду с частной собственностью либеральная идеология считает незыблемым.

Изменения институтов привели к преобразованию классовой структуры общества – изменению облика основных классов и их роли в обществе. После появления в 1933 г. работы А. Берла и Г. Минза «Современная корпорация и частная собственность» [9] стало общепризнанным отделение собственности крупных корпораций от их управления. Произошел отрыв слоя собственников, т. е. тех, кого именно принято считать капиталистами, от слоя менеджеров – тех, кто управляет компанией, кого Дж. Гэлбрейт называл техноструктурой компании, а при обсуждении корпоративных отношений именуют обычно инсайдерами. Жизнь собственников, их интересы и стремления переместились из сферы реального производства – в сферу финансов, которая все больше сплавляется с политикой. Это касается, конечно, крупных собственников. Мелкие акционеры давно потеряли возможность играть самостоятельную роль в принятии стратегических решений. Крупные компании, которые являются главными субъектами экономического и технического развития, имеют одинаковую организационную и мотивационную структуру как на Западе, так и на Востоке. Их деятельность и эффективность существенно не различаются в зависимости от того, являются ли они государственными или частными.

Дж. Гэлбрейт [10], [11] писал, что техноструктура (менеджеры) крупных корпораций идентифицирует свои цели и интересы с целями долгосрочного развития компании. Теперь именно инсайдеров с большим правом, чем собственников, можно считать носителями Духа капитализма, для которых Дело служит призванием и смыслом жизни. Однако они – наемные работники. Поведение, цели, мотивации техноструктуры практически одинаковы как при капиталистическом, так и при социалистическом устройстве общества. При обеих общественных системах управленцы реализуют свой духовный потенциал в условиях противостояния – при социализме чаще с госчиновниками, при капитализме – с собственниками.

Означает ли теоретическое и практическое сближение капитализма и социализма, что противостояние этих категорий и идеологий потеряло свое историческое значение? Следует ли считать, что марксистское учение полностью утратило свою историческую роль? Возможно ли его возрождение за счет обновления, как это не раз случалось в истории мировых религий? На этот вопрос нельзя дать правильный ответ, если оставаться только в круге экономических и институциональных понятий и факторов. Их главное значение и противостояние – не в институциональной, а в первую очередь именно в духовно-идеологической, смысловой сфере.