— А как обычно замуж выходят, Саша? — хмыкнула, отложив в сторону пока новый телефон, на который сейчас устанавливала родные и любимые приложения.

В восторге от подарка была, что тут говорить. Пусть все еще и испытывала неуверенность и неловкость, часы-то уже дарил, вроде как в счет Дня рождения! Но Саша заявил, что «для тридцати лет одного подарка мало и, вообще, дарит он, а она должна просто принимать подарки и радоваться сама, ну и его по ходу радовать, о чем они вчера и договаривались».

Кате казалось, что они договаривались о другом. Но, ладно, с ним спорить — себе дороже, Саша вечно еще что-то «большее» придумывал.

Ольшевский посмотрел на нее искоса и с намеком таким ироничным, что даже неудобно стало.

— Ну, не знаю, котена, я, по ходу, замужем ни разу не был, — цокнул Ольшевский языком.

Она рассмеялась, чего он и добивался, кажется. Еще раз тяжело вздохнула. Откинулась на спинку огромного черного кожаного дивана, занимавшего приличную часть его гостиной, где и устроилась со своей техникой.

— Не знаю, Саш. Это просто очень сложно объяснить сейчас. Тебе, взрослому человеку. Да и мне самой теперь больше горько и грустно, что так поступала тогда, по-детски как-то, — пожала плечами.

— Ну, ты и не была взрослой, котена. Тебе только девятнадцать тогда стукнуло, странно ждать от себя обладания вселенской мудростью, — он ее выгораживал и оправдывал?

Катю эта спокойная вера в нее так тронула почему-то. До дрожи. Замерла, разглядывая его во все глаза. Сердце словно запнулось, забившись с какими-то новыми ощущениями, забытыми и непривычными… Словно есть на кого опереться и рассчитывать. На того, кто всегда верит ей и в ней уверен… Не в преданности, а в какой-то внутренней силе Кати, в которой она сама в последние годы сомневалась.

Ольшевский, похоже, не поняв, что с ней происходит, продолжал спокойно смотреть на Катю и ждать ответа.

— Ты меня с девятнадцати и охранял, нет разве? И всегда очень разумно и взвешенно поступал, — не согласилась с ним, заставив себя продолжить разговор. — Не делал никаких глупостей…

А Саша вдруг не просто засмеялся, натуральным образом захохотал, сложившись пополам. Даже слезы у него на глазах выступили, и воздух он пытался вдохнуть, но не особо успешно. Уперся руками в стену, продолжая хохотать, и глянул на нее с таким чувством превосходства и покровительства. Но не надменным, снова смешливым.

— Котена, мне просто удавалось часто вырулить и скрыть свои тупняки и просчеты. А ты не замечала по малолетству. Вот и все. И я сделал греба**ую тучу ошибок в свое время. А потом разгребал свои завалы. Как иначе опыт получить, малышка? Через это все проходят, — он все-таки успокоился немного, подошел к ней и нежно взъерошил волосы, будто мимоходом поцеловав Катю в макушку.

Прошел дальше к огромному окну, в котором и днем вид на город открывался потрясающий. Из-за одного этого обзора цена на жилье, наверняка, баснословной была, когда он покупал.

— Но мы сейчас о тебе, Катюша. Так что давай, колись, как на чистосердечном. Что там было и как? Знаешь же, я не осужу и прикалываться не стану. А вот понять и разобраться хочу. Да и все равно докопаюсь, котена, так что давай уж сразу, — оглянувшись через плечо, подмигнул ей Ольшевский.

Она придавила пальцами веки, словно стараясь собраться с мыслями. Действительно ощущала спокойную поддержку этого мужчины, который только и делал, что удивлял ее с момента их новой встречи.

— Знаешь, у меня тогда период какой-то был такой… Сложно описать внятно. Я себя потерянной чувствовала. Лишней немного. Как отца уб… Умер, — поправила себя на автомате и тут же скривила виноватую гримасу, поймав внимательный взгляд Саши. — Мама была очень против, чтобы я говорила «убили». Все время поправляла, просила, одергивала, если слышала. Она начала новый период в жизни, — Катя вздохнула, посмотрев в окно, и неосознанно стала теребить браслет часов. — И на самом деле сейчас я могу ее понять, все доводы и причины, которыми она руководствовалась. Но тогда… Она начала новую жизнь: мы продали дом, мама купила небольшую квартиру совсем в другом районе города, устроилась на работу… Действительно, — Катя чуть нахмурилась, — я всегда даже удивлялась, как у нас хватило на тот период денег, ведь куча проблем после смерти отца. Но она как-то выкрутилась. А потом познакомилась с Андреем. Он прокурором работал тогда, кстати, — тут Катя невесело хмыкнула. — Интересный поворот, да? После прошлого-то мужа?

Саша улыбнулся, но только ради нее, кажется. В глазах мужчины веселья не было, а вот сосредоточенного внимания — море. Он даже ближе подошел, остановившись у самого дивана, будто чтоб и слова из ее рассказа не пропустить.

— Тем не менее… Издалека я зашла, да? — вновь неуверенно растерла Катя шею с тем треклятым шрамом.

— Говори, как тебе легче, котена. Мне о тебе все интересно знать, — Саша поймал ее ладонь, накрыл своей рукой и подрагивающие пальцы, и шрам, словно грея.

Она грустно улыбнулась.

— Короче, суть в том, что мама начала новую жизнь, — повторила нервно в третий раз. — И ей удалось. А я… Я — осталась. Как пережиток той, прошлой жизни, которую она всеми силами забыть старалась. Только куда меня деть, не придумала. Вот и одергивала, напоминала, все время просила ничего о прошлом никому не рассказывать и не вспоминать. Ей больно было. Да и до сих пор болит. Как бы там ни было, она отца очень любила, — Катя чуть откинулась назад, устраиваясь затылком в его теплой ладони.

И Саша, казалось, был совсем не против. Погрузил пальцы в ее волосы, стащив резинку, которой она утром пыталась пучок закрепить, растрепал. Но молчал.

— А правда в том, Саш, что мне и рассказать было нечего. Да и некому. Я ведь не так и много знала, никто ж меня не посвящал в детали, даже ты всегда на любые вопросы отшучивался, — глянула на него лукаво сквозь ресницы, пусть голос и дрожал, а он это слышал. — Тогда же… Новая школа, новые люди вокруг. Никаких друзей. Вот вообще. Я так и не сумела с новым классом общий язык найти. Нет, не кошмарили меня. Просто… Я будто бы всегда отдельно от них была. Не могла через какой-то барьер в себе переступить. И они это ощущали, наверное. А со старыми друзьями мама общение не приветствовала. Дом, школа, уроки, музыкальная школа. И по кругу вот так. Одна… — тут ее улыбка стала более искренней. — Знаешь, я очень долго привыкала к тому, что одна везде хожу. Никого рядом нет. Это пугало, привыкла на вас опираться и рассчитывать. Но и будоражило временами. Словно враз взрослой стала… Только все равно вопросов обо мне самой, о жизни — миллион! А ответить некому. Господи! Мне так не хватало папы! И тебя… Мы же друзьями были. Или я себя обманывала? Почему ты даже не позвонил ни разу? — не хотела, чтобы в голосе обида прозвучала, но та все-таки равно прорезалась детскими какими-то, тонкими нотками.

Выдохнула тяжело.

— Прости, Саш. Это давно пустое. Да и понимаю…

— Я приезжал, котена, — вдруг прервал ее Ольшевский.