что просто дух захватывает. Можно сказать, что вся она – смелый вызов гравитации, включая ресницы и потрясающие светлые локоны (разумеется, наращенные).

– Красивое у вас местечко, – говорит ди-джей. – Типа, историческое. Много вложились в него?

– И тут, и там, – небрежно отвечает Криста. – Нужно же оставить свой след.

– Везет вам. – Ди-джей все еще оглядывается. – Жаль, что продаете.

– Ну, жизнь продолжается. – Она пожимает плечами. – Невозможно вечно жить в старом замшелом доме.

В старом замшелом доме? Мне до слез обидно за «Зеленые дубы». Он не замшелый. Ну да, местами, конечно, замшелый. Но это не его вина.

– И куда потом направитесь? – спрашивает ди-джей.

– Планируем в Португалию, – сообщает Криста. – Погреться на солнышке… начать новую жизнь… Забыть обо всем.

– Мечтаете о праздной жизни? – смеется он.

– Кто говорит о праздной? – возражает Криста. – Ничего подобного! Я хочу открыть ресторан. Мексиканской кухни. Если удастся убедить мою вторую половину, – многозначительно добавляет она.

Мексиканский ресторан? Впервые об этом слышу. В голове у меня внезапно возникает сюрреалистический образ папы в пончо, подающего фахитас.

Нет. Да нет же.

– Ты кто? – с придыханием повторяет мне на ухо мальчик, и я подпрыгиваю. Только этого не хватало. Нужно ответить, иначе он не отвяжется. Но что сказать? «Я – Эффи»? Нет, не годится. И ничего хорошего, если потом он станет рассказывать родным о том, что прятался за диваном вместе с «тетей в черном».

– Я – привидение, – шепчу я в ответ, прежде чем успеваю толком обдумать эту мысль.

– О! – Мальчишка округляет глаза и тут же тыкает меня в руку. – Но я могу тебя пощупать.

– А я такое привидение, которое можно пощупать, – шепчу я, стараясь говорить как можно убедительнее. – Таких привидений могут видеть только люди, наделенные супермозгами. Готова поспорить, что у тебя супермозги.

– Да, – немного подумав, говорит мальчик. – Я такой.

– Тогда понятно, – киваю я.

– А что, ваша вторая половина не хочет открывать ресторан? – интересуется ди-джей.

– Вы же знаете мужчин, – подмигивает ему Криста. – Но я своего добьюсь.

– Не сомневаюсь! – смеется ди-джей и добавляет: – Могу я попросить у вас стакан воды?

– Конечно, – отвечает Криста с еще одной очаровательной улыбкой. – Пойдемте…

Слава богу! Они уходят!

– Давай-ка беги отсюда, – шепчу я мальчику. – Здесь Хлоя точно тебя найдет. Я знаю местечко для пряток получше. В огороженном саду за статуей дамы есть небольшое отверстие в изгороди. Спрячься там, а оттуда до фонтана рукой подать.

Я всегда так считаю: услуга за услугу. В конце концов, он меня не выдал и заслужил полезную наводку.

– Хорошо! – оживляется мальчик и вскакивает на ноги. – А я знал, что ты – привидение, – небрежно добавляет он, – просто не сказал. – С этими словами он выбегает из комнаты.

Я сразу приподнимаюсь на цыпочках и, выползая обратно в гостиную, с тоской смотрю на диванчик, сейчас заваленный диджейским барахлом – тяжелыми с виду коробками и кабелями. Может, раскидать их по-быстрому и заглянуть внутрь?

Нет. Слишком рискованно. Поэтому я тихо шмыгаю в прилегающую столовую, замирая на мгновение, чтобы обозреть накрытый стол – красота такая, что отвисает челюсть. На пурпурной камчатой скатерти, усыпанной блестящими кружочками конфетти, стоят пять серебряных канделябров с пурпурными свечами. Тут же три огромные вазы с белыми цветами. У каждого места – собственная свеча в посеребренном стакане, а также индивидуальная солонка с перечницей и фигурка… я вглядываюсь внимательнее.

Это что, Мария-Антуанетта? А кусочек ваты, должно быть, символизирует овечку?

М-да, странная фантазия. Но медлить некогда. Я опускаюсь на четвереньки, лезу под гобеленовую ткань, закрывающую консольный столик, и валюсь с чувством облегчения. Я это сделала!

Но уже через несколько секунд ликование идет на спад, потому что я с ужасом понимаю, что проголодалась. Я не планировала зависнуть тут на весь вечер, шансов подкрепиться – никаких, а мне предстоит наблюдать за тем, как семейство будет лопать жареного лебедя, гарнированного перепелами или еще чем-то. Нужно было перекусить в комнате Бин. Я идиотка.

Я высовываю голову из-под стола в надежде найти на полу что-нибудь питательное, скажем, завалявшийся батончик «Марс», отчаявшимся взглядом сканирую помещение – и замираю. На буфете стоит хлебная корзинка. Пшеничные воздушные булочки, наполовину прикрытые салфеткой, выглядят очень аппетитно.

Теперь они становятся моей навязчивой идеей. Все мои желудочные соки приходят в движение. Еще ничего в жизни я не жаждала с такой страстью, как этих булочек. И если я не доберусь до них прямо сейчас, логично рассуждаю я, то, вполне вероятно, упаду в голодный обморок, вывалюсь из-под стола, и мой план полетит ко всем чертям.

Последний довод решает дело. Я вылезаю из-под стола, на цыпочках подхожу к буфету, хватаю две булочки – и цепенею от цоканья быстро приближающихся каблуков. И характерного смеха. Криста возвращается. Твою ж мать.

До консольного столика уже не добраться. Грациозным движением я оседаю на пол, хватаюсь за спинку стула, чтобы не потерять равновесие, задерживаю дыхание и молюсь.

Криста подходит к столу, держа в руках стопку распечатанных меню. Она всего в нескольких шагах. Она прямо здесь. Я, практически у нее на виду, пригнулась за стулом, колени начинают подрагивать. А вдруг кости у меня не выдержат напряжения? Или телефон зазвенит?

На противоположной стене висит огромное старое зеркало, и я внезапно понимаю, что меня в нем должно быть видно. Но на сей раз, к счастью, Криста не интересуется своим отражением. Она целиком сосредоточена на задаче. Она движется вдоль стола, раскладывая меню и напевая себе под нос, а я тем временем с предельной осторожностью ползу к консольному столику. Разложив меню, Криста замирает, и я вместе с ней.

Сквозь решетчатую спинку стула я напряженно наблюдаю за ней, пытаясь понять, куда она намерена двинуться дальше. Но, к моему удивлению, она воровато оглядывается по сторонам, точно проверяя, нет ли кого-нибудь поблизости. А потом – о ужас! – задирает обтягивающее платье, резким движением распускает пояс и со стоном выдыхает.

Пожалуйста, пожалуйста, еще одного показа моделирующих трусов я не выдержу. За что мне все это? Я не смею отвести взгляд, опасаясь, что она внезапно двинется в мою сторону, поэтому вынуждена наблюдать эту жуткую пантомиму. Лицо у Кристы сосредоточенно, точно она обдумывает судьбоносное решение – и вдруг принимается стягивать трусы. А-а! Нет! Этого не может быть. Это…

Я выдыхаю, когда понимаю, что под трусами на ней надеты прозрачные стринги. Могло быть хуже. Могло быть намного хуже.

Освободив из эластичных тисков полосатый живот с фальшивым загаром, Криста испускает еще один шумный вздох. Судя по усилиям, с которыми она стягивала трусы, они малы ей размера на