— Я уже почти забыла, как выглядит мой муж, — Анна нервно села в кресло и задумчиво склонила голову. — И, мне кажется, при таком раскладе, я разделю с ним лишь петлю, или что там будет орудием казни…

На ней была одета белая шелковая блузка с жемчужными пуговками, средней длины серая юбка. Жемчужные бусы украшали шею. Волосы были заплетены в тугую косу.

Маясь от скуки и безделья, обеспеченными деньгами Фарнезе, Анна едва ли не каждый день ходила за покупками в бутики. Вначале робко бродила по модным пространствам, приглядывалась, смущалась, видя роскошные вещи и астрономические цены. Потом решила примерить жемчужные бусы, стоимость которых исчислялась десятками тысяч фунтов. Бусы хорошо подошли к тону ее кожи. Анна отдала продавцу кредитную карту. Тот ушел, — с пренебрежением измерив ее взглядом, — проверить, не блефует ли она. Вернулся с подобострастной улыбкой:

— Мадам, все в порядке, — так говорили во всех самых дорогих местах Лондона.

Если бы Фарнезе вздумалось вернуться к жене, он увидел бы ее «во всеоружии». Это стало ее целью, — быть готовой встретить Паоло без упреков и ревности, достойно и спокойно. Еще она решила, что не будет ему навязываться.

Вечерами Анна учила итальянский; читала, заучивала, записывала, слушала уроки на дисках. Иногда звонила Марселе, и пыталась говорить с ней по-итальянски, Марсела говорила, что подруга неплохо продвинулась в изучении языка, не хватало только «динамичности», нужно было поработать над произношением. А так вполне себе сносно…

Крис присел на подлокотник кресла, закинул ногу на ногу, обхватил ладонями колено. Взглянул на Анну снисходительно. Как будто прощал ей ее невежество в отношении перспектив и возможностей «Белой Европы». Анна посмотрела на него почти без обиды, но все еще из-под полуопущенных ресниц, не доверяя его философской позе.

— Мы наращиваем не только мускульные силы для протестов, которые называют погромами. Нам нужны мозги, чтобы в случае победы, закрепиться во власти. Анна, ты можешь присоединиться к нам. Прошу тебя написать для «Белой Европы» статью, — заговорил Крис опять очень выдержанно.

— Я подумаю, — выдохнула Анна. — А пока иди…

— Аня, тебя когда-нибудь обижали арабы или негры? — спросил Крис.

— Я не помню, — ответила она раздраженно. — Послушай, не нужно настраивать меня против половины человечества…

— Ну конечно, ты теперь будешь от меня отмахиваться, — Крис порывисто встал, начиная терять свою нордическую выдержку. — Я злой нацист, а ты…

— Крис, я просила тебя уйти. У меня голова идет кругом, мне нужно подумать, — заговорила Анна нетерпеливо, — я позвоню тебе…

Оставшись одна, она почти сразу позвонила Арли, чтобы, услышав его, обрести ясность мышления и укрепить дух, ослабленный последними событиями. Вскользь упомянула Криса и «Белую Европу». Почему-то застала Шарля в больнице. У него был слабый голос, который он пытался «настроить» на обычный твердый и невозмутимый лад.

«Шарль, что с вами?» — искренне забеспокоилась Анна, прервав его размышления касательно состоятельности идеи расизма и национализма с традиционной точки зрения.

«Врачи диагностировали рак… — признался Арли, — только, пожалуйста, не говорите Паоло. Он начнет бурную деятельность по моему спасению, а я не хочу его героических приемов. Хочу спокойно пережить это…»

«Шарль, я…, я приеду к вам! — Анна разволновалась до слез, — обещаю, я ни буду вам мешать, просто посижу рядом…».

«Я не могу запретить вам…»… — сказал он.

В Париж Анна приехала на поезде по знаменитому тоннелю под Ла-Маншем. Впервые за последнее время она почувствовала себя легко и свободно, убежав из Лондона, душного и уже начинающего узнавать ее в лицо, в светлый и романтичный Париж. С собой Анна прихватила желтый чемоданчик, набитый кое-какой одеждой и сумку с ноутбуком.

В поезд Анна села под видом средней европейки, которая собиралась провести в Париже выходные. Действительно, она не собиралась задерживаться надолго, хотела лишь навестить Шарля, поэтому эта поездка осталась тайной даже для Эллис. О дальнейших планах не думала. Зато ее посещали навязчивые мысли о Крисе; может быть, не стоило его отгонять от себя, может быть, пора себе признаться, что он тот, кто ей нужен сейчас, — молодой мужчина, приятный внешне, отличный любовник. Какая разница, с чьей подачи они познакомились…

Чтобы избавить себя от скуки, Анна вытащила из сумки ноутбук, положила его на колени, открыла и стала бесцельно бродить по интернету. Вспомнила о «Белой Европе». Нашла ссылку на сайт партии, но оказалось, что сайт «переехал». С помощью сообщений с националистических форумов нашла «рабочую» ссылку. Посмотрела, подумала, как она далека от поднимаемых на сайте проблем, хотя, вскользь и писала когда-то об эмиграции в Европе. Подумала о том, кто бы смог ей помочь разобраться с этим, и решила, что Энтони Паркер, пожалуй, подойдет. У нее еще было время на короткий телефонный разговор с ним. Он удивился, услышав ее голос, сказал, что в данный момент проводит лекцию в Мельбурне и не может долго говорить, однако, без тени прошлых обид пообещал перезвонить или даже приехать, куда она скажет, как только закончит дела в Австралии.

Шарля Анна застала в палате хосписа, сидящим в инвалидном кресле. Одет он был в длинный белый хитон, наподобие тех, что носили арабы, голову покрывала белая круглая шапочка. На пожелтевшем лице болезненно горели карие глаза и темнелись черточки бровей. Пижонские усы были сбриты, вместо них была глубокая продольная впадина.

Не сдерживая гнетущих эмоций и слез, Анна опустилась на колени рядом с креслом, крепко сжала в своих ладонях худую ладонь Шарля, лежащую на подлокотнике. Потом отдала ему букет свежих левкоев, купленных по дороге.

— Хорошо, что вы не делаете вид, словно я не изменился… — слабо улыбнулся Шарль. — Я хотел увидеть вас, но без Паоло…

— Рядом с Паоло вы меня еще долго не увидите, — заговорила Анна, вытирая слезы. — Мы не живем вместе. Не будем о нем. Скажите, почему вы здесь, а не дома?

Когда выяснилось, что дома за Шарлем не кому было ухаживать, Анна не стала долго думать и предложила свою помощь. Хотя бы на первых порах, потом можно было бы найти профессиональную сиделку. Шарль попытался отказаться, впрочем, не очень твердо, из чего Анна поняла, что он очень хочет вернуться домой, к своим книгам и прерванной работе.

Тем же вечером он вместе с Анной переехал из хосписа в свою квартиру на Монмартре. Радовался этому как ребенок, даже пошутил:

— Думаю, моим соседям художникам не придет в голову превратная мысль о нас?

— А я не буду против, если и придет! — засмеялась Анна. Она распахнула окно и подвезла Шарля к нему, чтобы он увидел тихую узкую улицу и подышал знакомым воздухом.

— Вы необыкновенно добры, Анна, — вздохнул Шарль и, прищурившись, взглянул на обрывок синего чистого неба, — и заслуживаете больше, чем имеете сейчас…