Ответом ей была лишь разливающаяся мелодия.

В песне говорилось что-то о неумолимом ходе времени, о потерянной любви, о былых чувствах, саднящих, словно незажившая рана.

Оливеру было неуютно ждать снаружи. Валентина Редондо скрылась из его поля зрения, он слышал лишь ее осторожные шаги, под которыми скрипел деревянный пол. От двери можно было разглядеть только холл – мебель из благородного дерева, зеркала и ковры, очень старые на вид, но в прекрасном состоянии. Вдруг шаги лейтенанта зазвучали отчетливо, где-то справа от входа, – она уже не старалась ступать бесшумно. Стук, звон разбитого стекла, словно что-то упало на пол и разлетелось вдребезги. Оливер ринулся в дом, не в силах и дальше торчать у двери, которая за сотни лет наверняка повидала немало.

И вновь лишь музыка, наполняющая пространство почти осязаемой тоской. Нет. Снова уверенные быстрые шаги. Оливер пошел на звук – к просторной зале, прячущейся за широкими двустворчатыми дверьми по правую руку от него. Именно оттуда доносились музыка и шаги лейтенанта Редондо, которая даже спиной почувствовала его присутствие.

– Оливер! Дайте стакан воды, быстро!

– Сейчас. – Он огляделся, увидел на тумбочке стакан, попытался понять, что происходит.

Похоже, Валентина Редондо пыталась привести в чувство пожилую сеньору, неподвижно лежавшую на огромном диване из розоватого бархата. Из окна, у которого стоял диван, виднелась решетка входа в поместье и даже припаркованная машина лейтенанта.

– Что?.. Что с ней? – спросил Оливер.

– Ничего страшного, думаю, просто потеряла сознание. Но непонятно, куда подевалась прислуга. В этом доме должна же быть прислуга. – Редондо быстрыми, но аккуратными движениями смачивала старушке лицо и затылок.

– Она приходит в себя, – сказал Оливер.

Старая женщина заморгала, возвращаясь в мир живых.

Зеленые глаза устало посмотрели на Оливера, затем на Валентину Редондо. Старуха приподнялась и села. Несколько секунд она просто смотрела на них.

– Прошу меня извинить. Кажется, я упала в обморок. Со мной такое бывает, еще с детства. Я видела, что вы приехали, но провалилась в этот черный сон, от которого никогда не знаешь, когда очнешься.

Лейтенант Редондо внимательно изучала ее. Это была хрупкая маленькая старушка, но в каждом ее жесте сквозила элегантность. Она напоминала изящную кошечку.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила Редондо, распрямляясь.

– Да, моя дорогая. Я прекрасно себя чувствую. Благодарю. Вы словно явились меня спасти.

– А вместо этого разбила ваш прекрасный кувшин, простите! Мне казалось, вы можете упасть с дивана, я кинулась к вам и задела его.

– Не волнуйтесь. Муранское стекло, Венеция. Мне давно надоела эта посудина, – улыбнулась старушка. – А с кем я имею честь разговаривать?

– Лейтенант Валентина Редондо из следственного отдела комендатуры гражданской гвардии Сантандера. А со мной сеньор Оливер Гордон. – Она указала на Оливера, предоставляя тому возможность включиться в разговор.

– Ясно, – спокойно ответила женщина. – Дорогая моя, вы, конечно, мне сейчас расскажете подробно о цели вашего визита, но позвольте сначала распорядиться, чтобы нам подали кофе. Вы же, надеюсь, составите мне компанию. Или вы предпочитаете чай?

Редондо взглянула на Оливера, тот кивнул.

– Кофе, пожалуйста. Если я правильно понимаю, вы сеньора Онгайо.

– Ну разумеется, моя дорогая. Простите мне мои дурные манеры, я ведь даже не представилась. Привыкла, наверное, что все и так меня знают. Обычно мое имя опережает меня. – Она потупила глаза, но тут же вновь посмотрела на Оливера: – Дорогой мой, вы не могли бы, если вас это не затруднит, выключить музыку? Сегодня я решила позавтракать в компании Карлы Бруни, но это, как видите, оказалось не лучшей идеей. От ее Quelqu’un m’a dit становится немного тоскливо. Да, выключите. Так мы сможем спокойно поговорить.

Оливер поискал глазами проигрыватель и обнаружил навороченный музыкальный центр, хотя старинная мебель в этом помещении, судя по виду, могла принадлежать самому Моцарту.

– Сеньора Онгайо, – заговорила Редондо, – меня несколько удивило, что все двери у вас открыты настежь, даже входная, а никого из слуг мы не видели. Вам бы стоило быть поосторожнее, ведь кто угодно может сюда войти, когда вы одна.

– Дорогая, вы прелесть. Очень трогательно с вашей стороны так беспокоиться о моей безопасности, но я никогда не бываю одна. Боюсь, это просто нелепая случайность. Садовник, видимо, занят гортензиями в дальней части сада, но он любит работать в наушниках, так что из-за своей жуткой музыки наверняка вас не услышал. А обе мои помощницы понесли сладости в пансион для пилигримов Ла-Пьедра, это в шаге отсюда. Там сейчас проводят важное мероприятие при участии мэрии, и мы решили внести свою скромную лепту… Хотя не знаю, куда запропастилась моя кухарка Марта. – Старушка помолчала, словно раздумывая, чем может быть занята кухарка. – Ах да, наверное, она в подвале разбирает стирку. Она уже скоро должна подняться.

И в тот же миг, будто материализовавшись из ниоткуда, в дверях возникла упомянутая Марта, встревоженная голосами. Получив распоряжения, она поспешила на кухню, и вскоре оттуда поплыл волшебный запах. А пока хозяйка дома разглагольствовала о высокой кухне, особенностях местного климата и Комильясе. Наконец им подали кофе в изящных чашечках английского фарфора, а к нему – свежеиспеченные кесады. Их аппетитный дух окутал помещение, создавая атмосферу надежного убежища, располагающего к доверительной беседе. К этому моменту Оливер и лейтенант Редондо уже выслушали несколько историй про особняк, узнали, что в отделке дома использовалась самая разная благородная древесина, привезенная специально из Фернандо-По, старой испанской колонии в Африке. Казалось невозможным остановить поток этих рассказов, одна тема причудливо переплеталась с другой. Им прочли целую лекцию о достоинствах местной кухни, поведали анекдоты о городском совете, они узнали, что уже через год после изобретения Томасом Эдисоном лампы накаливания Комильяс стал первым испанским городом, где установили уличное электрическое освещение – по случаю визита королевской четы. С наслаждением поведав, что в 1881 году Комильяс на целый день превратился в столицу Испании, пусть даже чисто символически, потому что именно тут Альфонсо XII созвал свой кабинет министров, старая дама перешла к другим любопытным фактам – например, оказалось, что во дворец Собрельяно провели первый во всей Кантабрии телефон и что там же устроили первое поле для гольфа на всем полуострове. Было очевидно, что сеньора Онгайо без ума от своего края. Лишь когда кофе был выпит, она словно осознала, что настал момент перейти к делу, к истинной причине их визита. Терпение лейтенанта Редондо как раз уже подходило к концу, и она собиралась взять быка за рога, но сеньора Онгайо ее опередила.

– Ну вот такие дела, дорогие