Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генрих ничего не понимающим взглядом смотрел на незнакомца. «Поджечь “Красный кран”? Устроить пожар в центре Кёнигсберга? Зачем? Что за бредовая идея? Кому могло прийти в голову сводить счеты таким образом?»
– Ты все понял, брат? – незнакомец перешел на «ты».
– Я не понял зачем…
– Ты все понял, брат? – Он еще раз повторил свой вопрос, но с более жесткими интонациями.
– Я не могу понять зачем… – начал было снова Генрих.
– А тебе ничего и не следует понимать. Вспомни слова клятвы, которую ты дал сегодня утром: «Я клянусь исполнять все указания Великого Магистра, Мастера и старших братьев… А если я нарушу эту клятву, то должен буду принять страшную смерть от рук моих братьев. Пусть тогда…»
– «…выколют мне глаза, вырвут язык и вырежут сердце, а тело сбросят в воду», – обреченно прошептал заученную фразу Генрих с расширенными от ужаса глазами.
– Я думаю, ты сам сообразишь, как все сделать. Учти одно: завтра ровно в шесть вечера «Красный кран» должен осветить своим огнем весь Кёнигсберг! Боаз! – И незнакомец, сунув в руку Генриху какой-то туго перевязанный шнурком мешочек, резко повернулся и пошел прочь от двери.
Из «Основного закона Большой Ложи старых и вновь принятых вольных каменщиков»
«Статья 3.
1. Свободные каменщики связаны между собой общим стремлением к гуманитарному состоянию духа…
2. Они усматривают в мироустройстве, во всем живом и в нравственном поведении людей божественное начало мудрости, силы и красоты. Все это они почитают как символ Великого Архитектора всех миров».
Генриху хотелось крикнуть: «Постойте! Погодите! Я хочу приобщиться к Великой тайне масонства, но я не хочу ничего сжигать!» Но кричать было уже некому. Человек с изъеденным оспинами лицом уже ушел, и Генрих остался один на один со своей бедой. В мешочке лежали фосфорные спички – большая редкость не только в Кёнигсберге, но и во всей Пруссии. Их совсем недавно начали выпускать пока всего три фабрики в Германии.
Всю ночь студенту Генриху Кордеку снились ужасы. То громадная птица феникс, вцепившись в него когтями, пыталась выклевать ему глаза. То университетский профессор, стоящий спиной к Генриху, громко кричал кому-то: «Ты должен поджечь Кёнигсберг! Пусть в пламени сгорят приспешники Сатаны!» А потом вдруг, обернувшись к Генриху, начинал громко смеяться, а Генрих, к своему ужасу, заметил, что у профессора вместо головы голый череп с пустыми глазницами.
Несколько раз Генрих просыпался. Вставал, подходил к окну, видел отсвет луны на крышах домов, на темной зелени деревьев, на брусчатке мостовой. Только ближе к утру, когда уже начинало светать, Генрих, вконец измученный ночными кошмарами, забылся, натянув на голову одеяло и уткнувшись в пуховую подушку.
Из статьи Прямина-Морозова «О символических степенях масонства». Журнал «Изида», декабрь 1910 года
«Степень ученика, как с помощью подготовительных к ней поручений, так и церемонией посвящения, должна была вызвать в посвящаемом настроение, способствующее работе самоисправления. На этой степени масон должен был почувствовать свою тьму, пороки и научиться работать, повиноваться, молчать».
Масонская гексаграмма
Наступало 2 августа 1839 года, день второго испытания Генриха Кордека.
На улице Унтерролльберг царило обычное оживление. Кучка подвыпивших горожан в неряшливой и грязной одежде – похоже, грузчиков с причала – о чем-то громко спорила, из открытого окна на втором этаже женщина в чепце звала загулявшегося сына: «Роланд! Роланд! Ужинать!» Маленькая худенькая девочка в аккуратном переднике, одетом поверх простенького платьица, держа в одной руке тяжелую бутылку в плетенке, а в другой глиняную кружку, тонким голоском, слегка нараспев, предлагала прохожим:
– Пиво! Пиво! Кто хочет свежего пива!
Шарманщик с обезьянкой на плече крутил ручку своего незамысловатого инструмента, звуки которого лились по улице, поднимались куда-то к черепичным крышам домов Старого города и затем растворялись в чистом августовском небе.
Генрих бесцельно блуждал по городу уже несколько часов. Мысли, одна мрачнее другой, преследовали его все это время. Проснувшись, он как-то смерился с тем, что ему уготовано испытать еще раз превратности судьбы и подчиниться приказу масонского братства. «Я дал клятву, и никаких сомнений в том, чтобы исполнить приказ, у меня быть не должно» – так убеждал себя Генрих, в глубине души понимая, что приближается к краю пропасти. Еще шаг – и он либо окажется на другой ее стороне вместе со своими братьями, либо, потеряв опору, рухнет на самое дно преисподней.
Мистическая воронка
Из «Катехизиса Ученика Большой Ложи старых и вновь принятых вольных каменщиков»
«Беседы с Учеником. …V. О внутренней конституции и образе действий Ученика.
…36. Почему мы называем себя вольными каменщиками?
Потому, что мы, как свободные люди, занимаемся великим строительством.
Каким строительством?
Мы строим Храм Человеколюбия.
Какие камни используем мы для этого строительства?
Камни, которые мы используем, это – люди».
Аусфалльские ворота
Генрих сам не заметил, как оказался на западной окраине города около высокого вала, густо усаженного деревьями и кустами. Среди зелени угадывались очертания недавно сооруженных укреплений из красного кирпича – фигурные башни с зубцами, обложенные камнем стены бастионов… Около Аусфалльских ворот он наткнулся на конного драгуна, несущего вахту на въезде. Тот как-то подозрительно посмотрел на Генриха. По-видимому, молодой человек, бесцельно блуждающий в районе военного объекта, показался охраннику очень странным, и неизвестно, чем бы закончилась эта встреча, если бы Генрих вовремя не ретировался. Пора было направляться в район шпайхеров, верхушки которых виднелись вдалеке за кронами деревьев.
На углу серого дома две женщины в одинаковых пестрых платках продавали из небольших корзин традиционные «кёнигсбергские рубцы» – маленькие говяжьи котлетки с майораном и другими пряностями. Только тут Генрих почувствовал сильный голод и вспомнил, что с самого утра ничего не ел. Он с наслаждением умял три румяные душистые котлетки. А когда опрокинул в себя большую кружку терпкого красного вина, купленного у тех же торговок, мир ему показался не столь безнадежно ужасным.
